— Нет. Александр, мой муж, считает, что можно еще годик-другой пожить для себя.
Вика ничего не хотела говорить Ольге о своих проблемах. И хорошо, что подруга тарахтит не переставая, так что ей почти не приходится рассказывать о себе.
— Вот в этом я его одобряю. Не то что Гошка! Пристает как с ножом к горлу: роди да роди!.. Знаешь, я уже думала над этим феноменом: самые тихие девчонки — за исключением Маринки, конечно, — оказались и самыми практичными. Самыми приспособленными к жизни. И замуж вышли за нормальных мужиков…
— Вот уж не думала, что я в группе самая тихая.
— Нет, может, я не так выразилась… Уточняю: ты вперед не лезла, лозунги не выкрикивала. Мужчин не обвиняла, женщин не выгораживала…
— Угомонись, Оля! — остановила ее Виктория. — Я казалась тебе тихой вовсе не потому, что всегда была такой. Просто у меня умирала бабушка, я знала об этом и ничего не могла сделать. Самый близкий мне человек! Тут не до веселья.
Неожиданно в голосе у Вики зазвенели слезы, и Ольга проницательно взглянула на нее:
— У тебя что-то случилось?
— Случилось.
Только что Вика представлялась самой себе выдержанной и скрытной, той, которая не нуждается в откровенности и со своими проблемами может справиться сама, и вдруг выложила своей даже не близкой подруге, а так, приятельнице, все, что было у нее на душе.
— Ну, ты даешь, Виктория! Разводиться. Осади, это ты всегда успеешь. Лучше скажи, ты видела его новую пассию?
— Зачем мне это нужно?
— Не скажи. Прежде чем на такой серьезный шаг, как развод, решаться, надо все точно знать.
Виктория вовсе не нуждалась в том, чтобы лучше знать, но она слушала рассуждения Ольги и согласно кивала. Словом, плыла по течению и при этом чувствовала себя так, словно подруга рассказывала ей о ком-то постороннем, о другой молодой женщине, у которой не сложилась семейная жизнь.
— …Витка, меня с этой дурацкой практики сегодня отпустили пораньше, Гошка придет в половине седьмого, а сейчас третий час. У нас с тобой бездна времени.
— Для чего?
— Давай поиграем в частных сыщиков.
— Не хочу!
— Вот еще, не капризничай. Говоришь, твой муженек не хочет уходить из дома и вы живете каждый в своей комнате? Наше расследование может все решить. Или вы помиритесь — ты поймешь, какую ошибку можешь совершить, или соберешь против него достаточно компромата, чтобы разобраться раз и навсегда. Он потому и не уходит, что его вина не доказана. Подумаешь, что-то ты прочла в его глазах! А он отворачивался, потому что соринка в глаз попала! Не ночевал дома? Машина сломалась. Вот и пришлось ему на объекте заночевать. Видишь, он и отцу твоему поэтому позвонил. Мол, подозревает его Виктория ни за что ни про что! И доказательств у нее никаких нет.
— Да пойми, он же сразу узнает, что я за ним слежу…
Виктория сопротивлялась напору приятельницы, потому что считала ее предложение глупым и даже наивным. Какие сыщики, какой сбор сведений, все и так ясно как божий день!
Но остановить Ольгу было не так-то просто. Вика не удивилась бы, узнав, что та женила Гошку на себе. Стрельников, человек добродушный, мягкий, перед таким напором не смог устоять…
— Так, хватит. Не продолжай. Сначала посмотришь, что я из тебя сделаю, потом будешь спорить. Пойдем к нам домой.
— А где вы живете?
— Не сыпь мне соль на раны! У моих родителей. Квартиру снять пока не можем, потому что один Гошка работает, а я нагло сижу на его шее. Ну ничего, еще пара лет, и мы снимем сначала квартиру, а потом купим свою.
— Наполеоновские планы, да?
— А то! Идем, идем, сейчас дома никого нет, все работают.
Вике и вправду идти не очень хотелось, потому что она давно перестала играть в детские игры, а в Ольке, по ее мнению, бурлила дурная энергия, замешанная на инфантильности. Не наигралась она!
Но Вика дала себя увлечь, потому что идти домой ей хотелось еще меньше. Как же получилось так, что в один момент ей стало неуютно в доме, который совсем недавно она представляла себе чуть ли не райским уголком! Потому, наверное, что прежде в этом уголке жил рядом с ней близкий и родной человек, а теперь она делит свой дом с наглым притворщиком, ставшим чужим и неприятным.
— Мне еще информатику учить, — попробовала все же отбиться она.
— И тут тебе повезло, — торжественно объявила Олька. — У меня есть такой классный учебник. Там так все коротенько и ясно изложено, ребенок разберется. Я, между прочим, пятерку на экзамене получила, а раньше в информатике была дуб дубом!
Хорошо, решила Вика, она пойдет к Ольге за учебником, а там посмотрит, что к чему.
Жили Ольгины родители недалеко от центра в доме сталинской постройки, так называемом старом фонде, который, хоть и построенный раньше хрущевок, ценился на рынке недвижимости гораздо выше.
— Сначала преобразим тебя, а потом меня, — распорядилась Ольга, усаживая Вику перед туалетным столиком с большим зеркалом.
— Что ты собираешься делать?
— Увидишь!
Так, опять она дает себя увлечь безоглядно, поэтому Вика решила проявить твердость.
— Учебник! — напомнила она.
— На тебе твой учебник. Видишь, я его перед зеркалом ставлю. Будешь на него смотреть время от времени.
— Зачем?
— Чтобы не думала, будто я тебя для какой-то ерунды к себе домой заманила!
— Олька, тебе делать нечего!
— Нечего, — охотно согласилась та. — Практика — можно сказать, всего лишь отбывание трудовой повинности. Путаюсь под ногами у настоящих лаборантов девочкой на побегушках… Между тем как мне хочется настоящей интересной работы… Прошу внимания!
Ольга вытащила из ящика здоровенную коробку с театральным гримом.
— Откуда это у тебя?
— Сестра у меня в филармонии работает гримером. Мне так нравится. Я у нее в гримерке где-нибудь в уголке сяду и смотрю во все глаза…
— Что же ты не стала на гримера учиться?
— Нет, гример — это несерьезно. По сути дела, они как художники трудятся, а получают копейки. Вот получу диплом и в американо-российскую фирму переводчиком устроюсь. Зарплату там в долларах платят. Гримерка у меня хобби. Давай решим, какой возраст будем изображать: подростков, женщин средних лет или старух?
— Нет, старух давай в другой раз. Сейчас изображаем подростков. Тем более что у меня уже есть опыт.
— Это когда ты с соперницей разбираться ходила? Нет, там ты просто макияж использовала, а я тебя заново вылеплю. Или нарисую — как тебе больше нравится?
— Самое смешное, если мне этот образ не понадобится.
— Не дрейфь, понадобится! Я просто чувствую, что сегодня мы с тобой такое узнаем!
— А зачем? Я же все равно решила…
— Разводиться, я знаю. А теперь помолчи. Будем делать из тебя девушку Востока.
— Ваксой меня мазать собираешься?
— Глупенькая. Сделаю тебе другой разрез глаз, другой нос…
— С горбинкой!
— Нет, ноздри слегка приподнимем и скулы соответственно выразим. Волосы завяжем в два хвостика, и перед нами девчонка лет шестнадцати. Что подчеркнем румянами на скулах… Ах, какой у меня сегодня удачный день! Вот увидишь, тебя не то что преступный муж, родная мама не узнает!
Вика чувствовала, что тоже заражается Олькиным возбуждением. Жаждет приключения. Ха-ха! Кому сказать, сыщицы отправляются уличать в неверности мужа.
— Наверное, кроме меня, никто у тебя гримироваться не соглашался.
— И не говори! Ни под каким предлогом. А с тобой мы сразу убьем двух зайцев. И сведения получим, и я между делом руку набью. Так что расслабься, раз уж ты согласилась. Отступать поздно.
— Какие страдания приходится претерпевать ради учебника.
— Не ради учебника, а ради правды. И прикинь: совершенно бесплатно. Знаешь, сколько другие женщины настоящим сыщикам платят, чтобы эту самую правду узнать? Бешеные бабки!
Что там родная мать — Виктория сама себя не узнавала. Чужое лицо, и все! И у Ольги тоже. Две девчонки, которые стремятся выглядеть как взрослые. Она, конечно, не очень хорошо разбиралась в искусстве грима, но, по ее мнению, это был высший пилотаж.
