Как и обещал, Бушманов не поднимается следом. А когда я выглядываю в окно, машины у дома уже нет. Он уехал.
Куда? Где он будет ночевать? Почему-то именно этими вопросами я задаюсь только сейчас.
Несколько секунд смотрю на пустынную улицу и ухожу в комнату.
Часа через два, охваченная беспокойством, тянусь к телефону. Нужно позвонить ему, сказать, что глупо ночевать черт-те где при наличии собственного жилья. Только вот, когда я прикладываю смартфон к уху, слышу долгие гудки без ответа.
Трубку Кирилл не берет, чем провоцирует у меня новый приступ ярости. А я ведь, между прочим, только начала подбираться к точке под названием «Ничего непоправимого не произошло».
27
"...уничтожать себя в такой ситуации гораздо проще, чем найти решение.
Пока у меня его нет. Всю жизнь были, а теперь пустота".(с.) Кирилл
Поднимаю голову. Перед глазами все плывет, смаргиваю это состояние, понимая, что сижу за барной стойкой в каком-то пабе. Перевожу заторможенный взгляд на часы. Полпятого утра. Красиво.
Бармен замечает, что я очухался. Интересуется, готов ли расплатиться, на что я утвердительно киваю. Подношу телефон к пин-паду и, стащив куртку со спинки стула, выползаю на улицу. Внутри все огнем горит.
Кожу лица обдает волной холодного ветра. Вряд ли это сейчас поможет и соберет в кучу кашеобразные мозги, но дышать между тем становится легче.
На долю секунды прикрываю глаза и прошу сигарету у какого-то парня. Несколько раз чиркаю зажигалкой, но едва прорывающийся огонек гаснет в битве с ветром.
Заслоняю зажигалку ладонью, и уже через секунды в мои легкие попадает дым. Он отравляет и так ни черта не соображающий мозг. Делаю пару затяжек и затаптываю тлеющий окурок ногой, не утруждая себя тем, чтобы выбросить все это дерьмо в урну.
Позади фонят голоса. Смех. Поворачиваю голову, бегло осматривая шумную компанию, и отхожу в сторону.
Стоит только подумать про Ольку, и планку снова срывает. Глаза наливаются кровью, а ярость, которая адресована себе самому, никак не может найти выход. Сидит внутри, растекаясь по венам отравой.
Как во второсортной комедии все навалилось разом. Проблемы на работе, теперь ещё и в отношениях…
— Черт! Черт! Черт!
Несколько раз ударяю кулаком в стену, медленно сползая к земле, и накрываю голову ладонями. В нос ударяет запах крови, что стекает по разбитым костяшкам. Но боль физическая, которую я сейчас так хочу испытать, даже не ощущается.
Выпрямившись, иду к тачке. Конечно, лучше будет вызвать такси, но я игнорирую эту правильную мысль и завожу мотор.
Чувствую себя в западне.
Так много злости, ее бы хватило на всех. Но я даже Ритку обвинить сейчас не могу, потому что прекрасно знаю, что накосячил сам. Я намеренно молчал. Зачем-то оставлял лазейки для мести. Глупо. По-скотски. Сомневался в ней. Не верил в это гребанное «счастливое завтра». А потом просто зассал. Трусливо спрятал башку в трусы, абсолютно не зная, как все это рассказать Оле.
Только сейчас все это не имеет никакого смысла.
Снимаю телефон с блокировки. На экране высвечивается пропущенный от Оли. В порыве побыстрее залить все это чем-нибудь крепким никаких звонков я не слышал.
Да и что бы я ей в таком состоянии сказал?
Уничтожать себя в такой ситуации гораздо проще, чем найти решение. Пока у меня его нет. Всю жизнь были, а теперь пустота. Ни одной мысли. Только сожаление и злость.
Телефон в ладони снова оживает. Смотрю на экран, но это не Оля.
Подношу смартфон к уху, растирая пальцами переносицу. Башка трещит.
— Чего?
— Кир, привет. У меня тут, короче… Помощь твоя нужна, — вопит Тайка.
— Ты где?
— В обезьяннике, мне вот позвонить разрешили.
— И как ты туда попала, стесняюсь спросить?
— Мы в парке с ребятами сидели после клуба. Пэпээсники подошли и…
— Понял. Отделение какое?
— То, что на Державина.
— Минут через двадцать буду, — нащупываю в кармане удостоверение и сбрасываю вызов.
В отделение захожу в одной футболке. Проветриваюсь, так сказать. Пошляться в плюс десять в таком виде для меня сейчас самое то.
Пожимаю руку сидящему в дежурке капитану. Показываю ксиву, на пару минут влипая в какой-то душный, но тем не менее душевный разговор.
Забираю одну Малинину, разговора про ее кентов не было, а просить за левых людей желания у меня нет.
— А ребята? — интересуется Тая, сидя в теплой машине, где не воняет бомжами.
— К вечеру отпустят.
— К вечеру? Ты не мог…
— Не мог, — обрываю ее дальнейшие возмущения и выезжаю на дорогу.
— У тебя что-то случилось?
Проницательная, блин.
— Не твое дело.
— Кир…
— Тай, отвали.
— У тебя какие-то проблемы с Олей? — продолжает лезть туда, куда ее не просят, и бесить меня этим еще больше.
— Нет у меня никаких проблем.
— Ага, оно и видно. Перетряхивает всего так просто, без причины. Охотно верю.
— Слушай, Малинина, если ты сейчас не закроешь рот, я высажу тебя прямо тут.
— Бушманов, вот только не надо мне угрожать. Рассказывай давай, что произошло.
Тая прищуривается, обдавая меня холодком.
Первая мысль, конечно, послать ее. Но, немного погодя, приходят и другие. Советов мне не нужно, но вывалить на кого-то все это дерьмо желание присутствует.
Тая становится этим кем-то.
— А я тебе говорила, — она цокает языком, нервно постукивая по задней крышке телефона, — уже давно говорила припугнуть эту проститутку. Чтобы рот открывать боялась. Да и вообще, ты не мог сказать, что ничего не знал и она все это придумала?
— Не мог.
— Иногда лучше соврать. Ну хочешь, я с ней поговорю, объясню?
— Да, вот только тебя мне и не хватало. Даже не думай влезать.
— Поверь, я найду слова.
— Только попробуй, Тая, я тебя лично на пятнадцать суток в обезьянник определю.
Малинина обиженно поджимает губы и демонстративно отворачивается к окну.
У дома отстегивает ремень и, поправив английский воротник пальто, спрашивает:
— Зайдешь?
— Зачем? — откидываюсь затылком на подголовник.
— Переоденешься, в душ сходишь, у меня остались твои шмотки. А то от тебя воняет какими-то немытыми собаками. Где ты вообще был?!
Сама непосредственность и тактичность, блин. Ухмыляюсь и смотрю время. До работы еще часа полтора. В принципе, мысль она подала не глупую.
— Ладно, пошли. У тебя пожрать есть?
— Обижаешь. Я заботливо накормлю тебя обезжиренным творогом и сельдереем.
— Иди уже.
— А вообще, я знаю, что тебе нужно сделать, — уверяет меня в лифте.
— Ну?
— Сделай ей предложение.
— Чего?
— А что? Только на словах такой смелый. Люблю, люблю. А как до дела дошло, в кусты. Не ожидала я от тебя такого, Кирюша.
— Сейчас не время.
— Ой, у вас, мужиков, всегда не время, — бормочет Малинина, открывая дверь в квартиру.
Подвисаю, наблюдая за Тайкиной светлой макушкой, стараясь обработать ту информацию, что она секунды назад вложила мне в голову.
Первое, Оля не согласится. Второе, после разговора с Фоминым я не готов втягивать Грицай в те мутные делишки, которые с барского плеча мне подкинул Вадик.
Одно дело — девушка, а другое — жена. С жены спрос у разной отморози будет больше.
Пока Малинина химичит на кухне, иду в душ. Переодеваюсь и даже успеваю выпить чашку кофе. Пробовать Тайкин кулинарный шедевр не решаюсь. Эти эксперименты всегда заканчиваются несварением.
Снова смотрю на часы и решаю, что все же заеду домой.
Нервно тру запястье и, попрощавшись с Тайкой, спускаюсь во двор. К себе на квартиру приезжаю спустя минут десять. Здесь недалеко.
Поднимаюсь на этаж и нерешительно проворачиваю ключ в замке.
В квартире тихо, свет только в прихожей горит. Переступаю порог, прикрывая за собой дверь.
Олька спит, зажав одеяло между ног. На пару минут залипаю на этой картинке и даже не сразу осознаю, что она проснулась.
