Молча встаю и подхожу к окну. Эта тема так просто не закроется, я знаю отца.
— Нет, — глубоко вздохнув, отвечаю ровно. — Глава разрешил мне жениться на Марине. Не понимаю, почему ты никак не смиришься с моим решением.
Сохранять сейчас спокойствие мне ох как непросто, слыша спиной ядовитый смешок.
— Ты должен жениться на Элиф. Мне нужны связи ее отца. Это идеальный вариант, девочка никогда тебя не опозорит, в отличие от твоей женушки. Элиф будет рядом немой куклой, и слова поперек тебе не скажет. А в любовницы можешь взять кого угодно, хоть свою Марину, главное, чтобы никто не узнал ничего, — отец начинает повышать голос. — Ты еще не знаешь, что сегодня натворила Марина?
— Нет, — но уже готов ее защищать, даже не зная, что она сделала.
— Потащила Гюль на детский благотворительный праздник и представила ее перед прессой как мою дочь. Теперь все знают, что я скрывал столько лет дочь-инвалида. А еще отказала в переводе денег через Фонд. И скандалит постоянно с Берной. От их скандалов дома стало невозможно находиться.
— Давно надо было Гюль выводить в свет, а не держать взаперти ребенка. И с ее решением я полностью согласен. Хватит отмывать грязные деньги через благотворительный фонд. Мама не для этого его создавала. Ну а Берна сама цепляет Марину и начинает конфликты первой.
Возвращаюсь к столу, сажусь напротив отца. Он уверен, что снова сможет подчинить меня, как несколько лет назад. Нет, теперь нет. Не позволю, не отдам, не откажусь от своей дикой девочки.
— Мое последнее слово нет, — кратко и жестко.
— Хм, — пригладив бороду, отец приосанивается.
— А в молодости ты был умнее. Отказался от девки, сделав выбор в пользу нашего будущего. Мне даже ничего не пришлось предпринимать. Что сейчас изменилось? У твоей жены что, дырка между ног золотая? — удар кулака по столу.
Темная клякса кофе расплывается по столу. Дыхание отца учащается. Наши взгляды встречаются в поединке. Кто кого. Я не уступлю.
— Или что, эта девка слаще денег, слаще безграничной власти, которые ты скоро получишь? Ты понимаешь, что стоит на кону? Ты не имеешь права нас подвести.
— Развода не будет.
— Не боишься, что я могу прибегнуть к кардинальным мерам? — звериный прищур говорит о том, что отец загнан в угол и пойдет на все ради своих целей. А вот это уже ни в какие рамки не лезет.
— Я не посмею тебе угрожать. Но хочу предупредить… — сжав кулаки до хруста, подаюсь вперед, ближе к отцу.
— Осторожнее, Батур, не переходи черту.
— Позволь я закончу. Если с Мариной что-то случится, ответ последует незамедлительно. И он тебе не понравится. Ты меня знаешь, я за свои слова отвечаю.
Сжимаю челюсть в попытке сдержаться и не наговорить лишнего.
— Вот и поговорили, — резко встав, отец роняет стул. — Но это еще не конец. Меня ты тоже знаешь.
Уходит, хлопнув дверью. В голове набатом разносятся его последние слова. Беру в руки телефон в надежде увидеть весточку от Марины. Тишина. Знает, что виновата. Затихарилась. Набираю сам.
— Да, — негромко отвечает она.
— Как дела? — стараюсь говорить ровным голосом.
— Батур, в свое оправдание могу сказать, что Берна давно нарывалась. Я просто ей ответила.
— Т-ш-ш, тихо, моя хорошая. Я не за этим звоню. И не собираюсь ругаться.
— У тебя что-то случилось? — спрашивает с тревогой.
— Нет, — незачем ей знать, что мы ходим по тонкой грани. Одно неверное движение, и она упадет. А я подхвачу. — Почему ты так решила?
— Твой голос. Странный. Говори, Батур, что случилось.
— Соскучился очень. Мне, как всегда, необходимо тебя слышать.
После тяжелого дня мне безумно хочется к Марине. Ощутить ее нежные прикосновения на коже, почувствовать цветочный аромат ее густых волос, обнять, зацеловать. Она необходима мне как кислород, как живительная влага в засуху. Наверное, только сейчас я понимаю, что значит в действительности любить женщину. Но сказать о своих чувствах не могу. Не могу признаться, как дико и безрассудно ее люблю и ревную, что теряю голову, когда слышу ее голос, что улетаю в рай, когда она признается в любви. Я не могу ей открыться, потому что, если я не смогу отвоевать наше право быть вместе, она не справится с нашей любовью в одиночку. Пусть думает, что муж ее не любит. Так лучше и проще.
— И я уже соскучилась. Может, в ресторан сходим вечером? Проведем время вместе.
— Нет. Хочу тебя домашнюю, чтобы ты смыла макияж, сняла каблуки, платье. Надела мою рубашку на голое тело. Мы будем смотреть фильм. Пусть будет мелодрама. Мне все равно, потому что я буду занят тобой. Поцелую каждый сантиметр твоего тела. Ты будешь ругаться, что отвлекаю тебя от фильма, — сам плыву от своих фантазий.
Дыхание Марины заметно тяжелеет. Да, детка, тебе тоже понравились такие планы на вечер.
— Что ты ответишь на мое предложение? — молчание. — Марина?
— Я поддерживаю ваше предложение. Мы обязательно все обсудим при личной встрече. У меня есть несколько дополнений.
— Ты не одна в кабинете, я тебя отвлекаю? — разочарованно говорю я.
— Подожди секунду. Я сейчас выйду в коридор.
Слышу в трубке стук ее высоких каблуков. Отчетливо представляю, как она сейчас выходит из кабинета. Накручивает локон на палец, пока разговаривает со мной.
— Батур, хочешь, я пошлю всех и приеду. Куда скажешь. Я чувствую, что с тобой что-то не так.
Деловая моя женщина. Теперь она занята на работе не меньше меня. Я не ошибся, когда поручил ей возглавить мамин благотворительный фонд. Она его вывела на совершенно другой уровень.
— Не надо, Дикая. Работай спокойно. Встретимся вечером дома.
— Только фильм выбираю я.
— Как скажешь.
— Батур Юксель стал подкаблучником?
Глава 53
Как и обещал, возвращаюсь домой раньше. Отменяю встречу и мчусь к ней. Такой сладкой, желанной и совершенно непредсказуемой. Знаю, что ждет, любит, скучает. Похоже, я действительно становлюсь подкаблучником. И мне до невозможности хорошо под ее каблучком. Захожу в наше крыло. Бросаю пиджак в гостиной. В комнате тихо и выключен свет. Марина в спальне.
Она лежит на животе, в моей рубашке, болтает ногами в воздухе и смотрит фильм.
— Не дождалась меня?
— Прости, новая мелодрама сегодня вышла, я не удержалась, иди ко мне скорее, будем смотреть.
— Я тебе мороженое принес, — ставлю на кровать ведерко с лакомством и ложку.
— У-у-у, клубничное, мое любимое, — мурлычет от удовольствия и торопливо открывает крышку.
Пока снимаю пиджак, любуюсь женой. С наслаждением уплетает мороженое как ребенок и хмурится, когда не нравится происходящее на экране. Сажусь на кровать позади нее. Ловлю пяточку и слегка щекочу пальцем.
— Ай, Батур, — смеется и отдергивает ногу. — Не мешай, главный герой в любви признается. Ложись рядом, будем смотреть.
Конечно, лягу, только не рядом, а сверху. Целую пальчики, спускаюсь к тонкой лодыжке, провожу рукой по бедру, внимательно наблюдая за ее реакцией. Дикая притихла, не шевелится, наслаждается происходящим, даже мороженое отодвигает в сторону. Задравшаяся рубашка оголяет упругие ягодицы и кружевные белые трусики. И я теряю дар речи от сладкого предвкушения. С каждой минутой температура в комнате растет.
— Моя дикая девочка проголодалась? — что-то шепчет в ответ, облизывает алые губы. А я и так знаю, что она зверски голодна по мне.
— Моя, — повторяю в лихорадочной дрожи и натягиваю трусики, так что те врезаются в ее возбужденную влажную плоть.
— Батур, — протяжно на выдохе стонет Дикая.
Я слышу, как учащается ее дыхание. Тяну ее за ноги на себя и переворачиваю на спину, нависаю над ней.
Хватает зубами мою нижнюю губу, посасывает. Тонкие пальчики ныряют под мою рубашку. Мелочь, а я удовлетворенно рычу, потому что ее инициатива меня заводит еще сильней. Расстегивает пуговицы, проводит ноготками по груди, опускается к пряжке ремня, с ума сводит меня своим дыханием. Не выдерживаю, одним резким движением снимаю с себя рубашку, следом летят брюки на пол.
