К: Я вернулся домой и начал писать. Один час общения с тобой, и я ощутил, то самое вдохновение, которого ждал всю свою жизнь.
Почему ты не сказал мне?
К: А должен был? Ты была лучшей подругой моей девушки. И ты встречалась с Нилом. Я принял все так, как оно есть. Ты была моей музой.
Я так сильно сжимаю зубы, что слышу, как они трещат. Кит отрывается от написания сообщения и подталкивает ко мне бокал вина.
К: Элена, я люблю тебя. Я влюблен в тебя. Скажи что-нибудь…
Мужчины лгут.
А потом я встаю и ухожу до того, как он остановит меня.
Я не знаю, куда податься. Прижимаю ладони к глазницам и вдыхаю резкий сосновый воздух. Чувствую себя сплющенной. Складываю эмоции, как лист бумаги — крошечный квадратик, в крошечный квадратик, в крошечный квадратик. Когда они становятся достаточно маленькими, я спрячу их где-нибудь в уголке своего сознания, чтобы забыть о них. Вот так я со всем и справляюсь. И иногда, в такие дни, как этот, я представляю, что мой мозг забит сотнями фальшивых чувств, на которые я не претендую.
Стоя на тротуаре, смотрю налево и направо, готовая бежать. Пальто я забыла в ресторане, что очень жаль, потому что на улице холодно. Я боюсь, что Кит придет за мной, и боюсь, что нет. Не знаю, что хуже в данной ситуации. Мне нужно убраться отсюда, чтобы подумать. Опустив голову, убираю телефон в задний карман, направляясь к докам. Ехать в Порт Таунсенд уже поздно. От выпитого вина кружится голова; мои конечности болтаются, как спагетти, которые я ела. Большинство магазинов, расположенных вдоль главной улицы, закрыты на ночь. Несколько запоздалых прохожих бродят по тротуару со своими собаками, уже укутанными для более прохладной погоды.
Обнимаю себя руками и пытаюсь улыбнуться, когда прохожу мимо них. Я тороплюсь, и они уступают мне дорогу.
Прогулка до пристани занимает десять минут, бегом — шесть. На мне не совсем подходящая для бега обувь, и у меня болят ноги. Я останавливаюсь, когда добираюсь до моей любимицы «Белль». Она самозванка среди других лодок — результат неутомимой ручной работы из грубо обработанных бревен. На ее фоне остальные лодки выглядят так, будто они перестарались.
Моя винная пробка у меня в руке. Я кручу ее вокруг большого пальца снова и снова, глядя на воду. Я даже не знаю, как она туда попала. Когда я расстроена, она всегда оказывается у меня в руках. Так глупо, цепляться за маленькую пробку, как будто это защитное одеяло. Поднимаю кулак над головой, секунду сомневаюсь, и бросаю ее в воду. А потом начинаю плакать, потому что я, правда, люблю свою винную пробку. К черту это. Я снимаю туфли и поправляю завязанные в пучок волосы на макушке. Поправлять его нет смысла, но, кажется, будто я должна, как боксер, разминающий шею перед тем, как выйти на ринг. Я уже собираюсь погрузиться в воду, когда кто-то сзади хватает меня.
— Элена! Не сходи с ума. — Кит оттаскивает меня от края причала. Я изо всех сил стараюсь вырваться.
— Я хочу свою винную пробку, — говорю ему. И понимаю, как дико это звучит. Но я уже почти не вижу ее, только крошечное пятнышко на поверхности всех этих чернил. Кит не смотрит на меня как на сумасшедшую.
Он наклоняет голову и хмурится, указывая на винную пробку, которая уплывает все дальше и дальше.
— Эту?
— Да, — отвечаю я.
Он снимает обувь и куртку, не отрывая глаз от воды.
— О Боже мой! Кит, нет! Это всего лишь винная пробка. — Хотя, я сначала жду, пока он не погрузится в воду. Не хочу, чтобы он передумал.
Когда он забирается обратно на причал, ему на глаза капает вода, и он дрожит. Если он подхватит пневмонию и умрет, это будет моя вина. И я возненавижу свою винную пробку. Но она все еще будет у меня.
— Нам нужно высушить тебя, — говорю ему. Я оглядываюсь на консервный завод. Грир будет дома. Я думаю о Грир. Он увидит ее. Она увидит его. Он увидит ее. Мы все вместе. Так странно. Кроме того, я не хочу делиться Китом.
— Пошли отсюда, — говорит он. — Пошли. — Он помогает мне надеть мое пальто. Я убираю пробку в карман, но теперь это просто вещь. Действие по значимости оказалось важнее самой вещи. То, что сделал Кит…
Мы проходим несколько кварталов до его квартиры. Я удивлена, когда он останавливается перед моим любимым зданием и достает ключ. Это здание небесно-голубого цвета с вычурной кремовой отделкой. Мы так близко от консервного завода, что я удивляюсь, почему Грир никогда не упоминала об этом. Мы едем в лифте, в котором пахнет свежей краской. С Кита капает вода, собираясь в лужицы на полу. Я сочувственно смотрю на него, и он смеется.
— Я в порядке. Я бы сделал это снова, просто чтобы показать тебе, что сделаю это.
Охренеть.
У меня кружится голова и взгляд затуманивается, как при хорошем поцелуе.
Выхожу вслед за ним из лифта и с нетерпением жду, когда он откроет дверь. Я очень волнуюсь. Беспокоюсь о том, что подумает Грир, и Дэлла. И моя мать. И мать Кита.
Я уже почти придумала отговорку, чтобы не заходить вслед за ним, как Кит поворачивается ко мне и улыбается. И я уже не помню, о чем думала секунду назад. Квартира Кита пуста, если не считать кожаного дивана и нескольких все еще запечатанных скотчем коробок, сложенных в углу. Все здесь новое и пахнет свежей краской; недавно отполированные деревянные полы просто сверкают. На стенах — тяжелые деревянные панели, квадраты внутри квадратов. Кит исчезает в спальне, чтобы
