полиции у меня не приняли заявление.
— Да. Поэтому я предлагаю действовать иначе. Собственными силами.
— Думаете, он мне расскажет правду?
Георгий фыркает и качает головой.
— Багров никому никогда не говорит правды. Это такой человек. Мы достаточно знакомы, чтобы я изучил его повадки. Единственный шанс — загнать его в угол и лишить возможности выбраться.
— И что я должна делать?
— Отвлечь его внимание. Сделать уязвимым.
Краснею от его намека и многозначительного взгляда.
— Я не…
— Тише, Злата, я не имею ввиду ничего такого. Но когда он с тобой, то его внимательность рассеивается — иначе бы он не бесился так в прошлый раз. Достаточно дать ему снотворное, чтобы он не сопротивлялся.
Ошарашенно смотрю на Басманова.
— Снотворное? Но зачем? А как же охрана?
— У Феликса удивительная чуйка, — с досадой говорит он. — Сколько его знаю, он всегда выкручивается из любой переделки. Поэтому как только я подкуплю его охрану, он поймет в чем дело. Но если его отвлечь, да еще и лишить возможности сбежать или сопротивляться…
— Я… Я не знаю. Это так…
Басманов разочарованно вздыхает.
— Тогда мы оба в проигрыше. Потому что все мои попытки подобраться к Багрову потерпели фиаско.
— Вы уже пытались?
— Конечно! Я же сказал — я теряю деньги. И Алексей мне нужен живым и здоровым. Но последний раз все закончилось тем, что его перевезли в другое место, и теперь понятия не имею, успеем ли мы.
Сижу буквально прибитая его словами.
Леша… Лешка…
Перед глазами все расплывается, снова вижу фото, которых довольно прилично. И на каждом Феликс бьет брата. А у того все лицо в крови.
Жмурюсь сильно-сильно и будто заново учусь дышать.
Какое же он чудовище… Циничное и безжалостное!
— Я согласна, — тихо говорю. — Согласна помочь. Если вы спасете Лешу.
— Спасу, — уверенно подтверждает Басманов, а затем достает и ставит передо мной небольшой пузырек.
В моей жизни было много всякого дерьма, чего скрывать. Путь наверх никогда не бывает простым и чистым. Приходилось делать всякое. И совесть моя давно уже даже не пытается дать о себе знать.
До этого момента.
Который день я гоняю в голове одни и те же мысли о том, что впервые окончательно потерял контроль. Просто сорвало с петель и вырвало с мясом, если так можно сказать.
Злата. Наивная малышка с невинным взглядом.
Я до сих пор не понимаю, что в ней есть такое, что внутри все отзывается, дергается только от одного взгляда на нее. Почему с ней не работают привычные механизмы, почему сбой по всем фронтам? Почему?!
Почему взбесился из-за женщины впервые за всю жизнь? Ведь я сделал все, чтобы расставить границы, очертить допустимые правиле поведения, напомнить про наш уговор.
Я все сделал, как надо.
Но вместо удовлетворения, что все встало на места, до сих пор чувствую себя посленим мудаком.
Топил каждый порыв быть нежным, разве что руки себе не грыз, когда хотелось приласкать ее, лишний раз поцеловать.
Буквально заставлял себя быть жестким, циничным, пресекал любые ее попытки урезонить.
Видел в глаза непонимание и даже страх. Но отворачивался и трахал дальше. Пользовал. Иначе не скажешь.
Кончал, но так, что будто бы и нет. Не было никаких ощущений. Словно стекло жуешь. Но я упорно повторял раз за разом, стремясь вытолкать из башки этот образ девочнки, который так прочно засел, что даже во снах стал преследовать.
Анализируя все, что произошло, прихожу к неутешительному выводу — я встрял. Причем так, что вряд ли все это можно оправдать временным помешательством.
Мне мало просто секса, мало механического траха. Мало просто иметь это юное подтянутое тело.
Мне нужны ее эмоции. И не страх, отвращение или пренебрежение.
Я хочу, чтобы она смотрела на меня как раньше — когда соблазнял ее, умело загоняя в угол. Чтобы ловил от нее флер влюбленности. Чтобы в мыслях у нее был только я!
И эта поебень никак не выветривается из башки. Вспоминая мою тягу к Заславской, четко просекаю — ничего подобного не было. Да, хотел потрахать ее, и уверен — вышло бы зачетно. Хотя отказ ее меня зацепил, но не было выдирающего душу смятения.
Я не понимаю, как искоренить это, не выходит просто закрыть и забыть. Который день мы не видимся, а мне все более тошно становится. До сих пор перед глазами стоит ее холодный безразличный взгляд.
Хотел отдохнуть, а вышло, что заездил девочку еще сильнее. Сорвался так, что наверняка она еще долго отходила.
И теперь передо мной встает реальный выбор — как быть дальше? Будь моя воля, стер бы память себе к херам. Ни к чему вся эта свистопляска и игра в любовь-морковь.
Но это, к сожалению, не вариант. А значит, придется выбирать — либо отпустить ее, и медленно подыхать от собственной тьмы, либо… Либо менять план действий.
Опять.
Никто еще не вынуждал столько напрягаться, как Злата. И часть меня почему-то радовалась этому. Будто в кайф добиваться особенно сложной цели. Но часть… О, часть уже догадывалась, что теперь я по уши в дерьме. И выгребать отсюда будет непросто.
Потому что незаметно Воропаева стала для меня важна. Не могу найти, в какой момент. Да и важно ли это теперь? Факт, что я хочу видеть ее рядом и видеть счастливой.
Оказывается, мне пиздец как необходимо лицезреть ее улыбку, а не упрямо поджатые губы и стеклянный взгляд.
Не знаю, как уж назвать то, что со мной приходит и стоит ли тут употреблять красивые слова, но сидеть и ныть я не привык. И раз уж так все сложилось, то надо просто сделать все как надо — вернуть Злату обратно. Вот и все. Доступно объяснить ей, извиниться, и тогда… Тогда уже по обстоятельства.
Пиздец, когда я полагался на обстоятельства?! Но с ней всегда есть шанс, что все пойдет не так, как задумано.
В этот раз решаю сам заехать и забрать Воропаеву. Она, конечно, удивлена, но никак не озвучивает это. Молча садится в машину, держится довольно отстраненно. А меня всю дорогу ломает от желания прикоснуться. Но я догадываюсь, что сильно накосячил перед ней в прошлый раз, и она, возможно, думает, что сейчас все повторится. Однако у меня другие планы, золотце. Я, естественно, проеб осознал и больше маху не дам.
— Проходи, — приглашаю ее в квартиру. Злата послушно выполняет и замирает посреди коридора, будто ждет указаний. — Устала? Поужинаем?
— Снова устроишь мне разгрузочный день?
Глотаю ее колкость.
