Он прислонился к стойке, оценивая мою работу, как будто у нас и не было этого разговора.
— Хорошая работа, Рози. Я думаю, у тебя есть к этому способности.
Он переложил мою пиццу на лопатку и ушел, чтобы поставить ее в духовку. Я воспользовалась возможностью проверить его выбор начинки.
— Ого. Ты что намазал свою пиццу мёдом?
— Да, — сказал он, когда вернулся и повторил процесс со своей пиццей. — Груша, грецкие орехи, немного прошутто, потому что я не смог найти хамон, который стоил бы нашего времени, и немного голубого сыра.
Он вернулся к печи, и на этот раз мой взгляд последовал за ним, зацепившись за то, как двигалась его спина, когда он вставлял и вынимал лопатку. Мышцы двигались и перекатывались, заставляя меня думать о нём в воде. О нём и доске под его телом. И о нём, не способным больше устоять на ней.
— ...или, другими словами, — сказал Лукас, — кошмар любого итальянца.
Он вернулся к стойке, где я сидела, и я кивнула головой, прекрасно понимая, что отключилась.
— Да, полный кошмар.
— Ты не слушала ни слова из того, что я сказал, да?
— Что? Конечно, слушала.
Он понимающе хмыкнул.
— Розалин Грэм, и ты смеешь отрицать, что я неотразим.
Я была готова снова отрицать это, но теперь, когда он стоял ближе, не более чем в футе от меня, я увидела, что кончик его носа был покрыт мукой, поэтому я сказала ему: — Твое эго настолько велико, что я, вероятно, должна позволить тебе ходить остаток ночи в таком виде, но... у тебя что-то на лице, — я поднесла указательный палец к носу, указывая ему в нужном направлении. — Вот здесь.
Он провел тыльной стороной ладони по носу и щеке, но сделал только хуже. Он спросил: — А теперь?
— Ну, — солгала я сквозь улыбку. — Теперь намного лучше.
Он сузил глаза, изучая мое лицо.
— Оно ведь не исчезло, да?
Я покачала головой и, наконец, рассмеялась.
Ладонь Лукаса вернулась к его лицу, но он, должно быть, вымазал руки в муке, когда нанизывал пиццу на лопатку, потому что ему каким-то образом удалось загрязнить и свой подбородок в белый цвет.
— Ну а теперь?
Я засмеялась сильнее. Улыбнулся шире.
— Подойди сюда и пожалей меня, женщина, — он поднял обе руки вверх, глядя на свои ладони. — Приведи меня в порядок, пока я не стал полностью покрыт этим.
— Но ты выглядишь таааак мило.
Он бросил на меня мрачный взгляд, который заставил меня немедленно сдвинуться с места, сократить небольшое расстояние между нами и остановиться прямо перед ним. Я подняла руку в воздух, потянулась к его лицу, но не вступила с ним в контакт. И я поклялась, что никогда не пойму, что в меня вселилось и заставило меня сказать то, что я сказала дальше.
— Может быть, мне нравится когда ты весь в муке.
Глаза Лукаса сверкнули от удивления. И еще чем-то теплым и знойным.
Моя улыбка медленно померкла. Моя левая рука потянулась к остаткам муки, покрывавшей прилавок, и я обмакнула в нее пальцы.
— Рози, — прохрипел Лукас. — Не надо.
Но это только воодушевило меня.
Я убедилась, что встретилась с ним взглядом, когда размазывала муку по его левой щеке.
Выражение лица Лукаса изменилось, в нем появился тот накал, который я уловила во время нашего первого свидания. И как раз когда я собиралась убрать руку, его пальцы сомкнулись вокруг моего запястья. Он спросил серьезным тоном: — Ты хочешь чтобы я вел себя по-хорошему или по-плохому, Рози?
Мой живот скрутило от тембра его голоса, его взгляда, его слов. Я сглотнула.
— И то, и другое.
Не разрывая зрительного контакта, Лукас наклонился вперед, возвышаясь надо мной своим покрытым мукой лицом и заставляя меня откинуть голову назад.
— Ты не можешь иметь и то, и другое. Выбирай. Что вдохновит тебя сегодня, Рози?
— Беспорядок, — выдохнула я.
Уголком глаза я видела, как он сунул большой палец в контейнер с томатным соусом. Затем он переместился, сдвинув нас так, что я прижалась спиной к стойке, а мое запястье все еще было в его руках.
Прежде чем я успела полностью осознать все это, его большой палец прошелся по моему носу, оставляя за собой липкий след.
— Тогда я тоже сделаю тебя грязной, — я почувствовала его дыхание на своем рту. Его тело приближалось. — С тех пор, как я обвязал на тебе фартук, я останавливал себя от этого.
В животе у меня забурлило от его признания, но как раз в тот момент, когда я собиралась ответить, попросить его разорвать фартук на кусочки, если это необходимо, его большой палец коснулся уголка моего рта. Он прошелся вправо и влево.
— Ты когда-нибудь раньше чувствовала себя так на свидании, Рози? — его голос был низким, едва слышным ворчанием, но он проникал глубоко внутрь меня.
Я покачала головой. Пульс пробежал по моему телу, достигая тех областей, которые были заброшены, а теперь бодрствовали.
— Это достаточно сильная искра для тебя? — его взгляд опустился к моим губам, которые были измазаны томатным соусом. Я наблюдала, как его горло подрагивает. — Потому что я могу постараться еще больше. Ради тебя я буду стараться.
Дрожь пробежала по моему позвоночнику, когда его рука переместилась и обхватила мою шею сзади. Лукас наклонился вперед, мягко прижимая меня к стойке спиной, тепло его тела теперь покрывало все спереди. Мои губы разошлись от прикосновения, и его взгляд снова переместился на мой рот.
Карие глаза вспыхнули, как шоколадный огонь.
Он нахмурил брови.
Он нахмурил брови?
И тут до нас донесся запах.
— ¡Joder(исп. чёрт)! — он отпустил меня и отпрыгнул назад со шлейфом проклятий на испанском.
Мне пришлось зацепиться за стойку.
Что, черт возьми, только что произошло?
Собравшись с мыслями, я попытался разобраться в том, как колотится моё сердце, как томатный соус стекает по моему лицу, как запах дыма наполняет пиццерию «У Алессандро».
Запах... дыма.
— Вот дерьмо! — я вскочила, присоединилась к Лукасу у духовки и посмотрела на обугленные останки того, что когда-то было двумя пиццами.
15. Лукас
Сандро оторвет мне голову. Вырубит меня одной из своих лопаток и бросит мое бессознательное тело в Ист-Ривер, как он и угрожал.
Может, Рози ему поможет. Потому что если говорить о том, как испортить свидание. Видимо, у меня это хорошо получается.
Что еще я умею? Сильно отвлекаться. Парковать здравый смысл на обочине и терять перспективу границ, которые были возведены вокруг меня. Те, которые, казалось, размылись сегодня вечером. Или нет? Ведь в этом и заключался весь смысл эксперимента. Возобновить ее вдохновение. Помочь ей забыть обо всем, что ее тяготит, и заставить ее почувствовать что-то другое. Это было все, чего я хотел.
Нет, не все, чего я хотел. Перед глазами промелькнул образ Рози в моих объятиях, податливо прижавшейся ко мне, готовой позволить мне слизать этот чертов томатный соус с ее губ.
До сегодняшнего дня мне удавалось игнорировать ее притяжение ко мне, скрывать его под тем фактом, что я искренне наслаждался ее обществом как друга. Что я действительно, честно, хотел стать с ней еще лучшими друзьями, чем мы были. Но сейчас? После сегодняшнего вечера? После того, как границы размылись настолько, что я потерял себя из-за этой всепоглощающей искры?
Было ли это достаточно долго для того, чтобы я что-то сжег? И не что-то, а еду.
Por Dios(исп. чёрт возьми). Теперь, притворяться, что она не оказывает на меня никакого влияния, было не похоже на то, что я смогу сделать.
— Я думаю, мы неплохо убрались, — сказала Рози рядом со мной, когда мы возвращались в квартиру. — Сандро может даже ничего и не заметит.
Я посмотрел в обе стороны на перекрестке, положив руку на ее спину, прежде чем перейти дорогу.
— Надеюсь, — ответил я, все еще немного теряясь в своих мыслях.
Мы потратили добрый час на то, чтобы отмыть эту печь — после того, как подождали, пока она остынет, чтобы не обжечься. Я надеялся, что мы убрали из духовки все до последнего черного пятнышка обугленного теста.
