А теперь этот урод еще и не впускает меня в свой дом…
Что ж, ему не понравилось, что я возил Марка на пробную тренировку. Полагаю, он в бешенстве.
То ли еще будет…
В ресторан я приезжаю намного раньше матери и от скуки переписываюсь с Диной.
Я: Чем занимаешься?
ДИНА: Собираюсь загрузить стиралку, а потом заняться ужином.
Я: Ммм… Еда. Я буду все.
ДИНА: Чемезов, ты хоть иногда думаешь о чем-нибудь еще, кроме чревоугодия?
Я: Естественно. О прелюбодеянии, например.
ДИНА: Напомни-ка, как так вышло, что я с тобой связалась?
Я: Скоро приеду и напомню. Нафиг ужин, прими ванну.
Мои губы расползаются в улыбке, когда Арсеньева присылает мне в ответ стикер — розовощекого котяру.
О, да, я знаю, как правильно смущать эту девушку.
Мысль о том, что очень скоро я вернусь к ней, немного отвлекает от тревоги за брата.
Мама появляется около восьми.
Как только ей приносят меню, и официант уходит, я обращаюсь к матери:
— Ну и?
— Ты не будешь ничего заказывать?
Я отодвигаю пальцем папку, которую мне принесли ранее.
— Ты же меня сюда не есть позвала. Рассказывай, — продолжаю сверлить мать взглядом.
Выглядит она, как всегда, шикарно. Светлые волосы собраны на затылке, неяркая помада, элегантный костюм, уверенная в себе и педантичная до кончиков ногтей — в этом вся моя мать.
— Даже не знаю, с чего начать… — она закрывает меню.
И так тяжело вздыхает, что ее висячие серьги начинают колыхаться.
— С главного. Зачем ты живёшь с этим уродом?
— Потому что должна, — она криво ухмыляется.
— Ничего непонятно, но очень интересно, — иронизирую я.
Бросив взгляд по сторонам, мама наклоняется ко мне и быстро шепчет:
— Я связана по рукам и ногам. Мне никуда от него не деться. Не буду вдаваться в детали, но моя должность — его заслуга. Если бы не Володя, я бы так и протирала юбку в районной прокуратуре. Володя мне помог. У него большие связи в Москве… Очень большие. На самом высоком уровне. Если бы я тогда знала, чем все обернется…
— Так ты из-за должности с ним, что ли? — у меня появляется брезгливое ощущение.
— И да. И нет. Я знаю, он растопчет меня, как букашку, стоит мне только сделать что-то поперек. У Володи есть на меня кое-что…
— Компромат, что ли? — ахаю я. Мама опускает взгляд, тем самым отвечая на мой вопрос положительно. — И что же ты натворила?
Я потираю глаза, словно мне нужно удостовериться в том, что передо мной сидит именно моя мать. И прямо сейчас эта женщина меня пугает.
— Неважно, — отрезает она властным тоном. — Но там достаточно, чтобы засадить меня до конца жизни, — она снова говорит тише. — А если я сяду в тюрьму, Марк останется с ним. В прошлый раз, когда ты застал меня в кабинете, я искала то, чем муж мне угрожает — записи с камер видеонаблюдения, переписку и телефонные переговоры. Почти все его люди были вместе с ним на охоте, кроме парочки новичков.… Я знала, где Володя прячет ключ от своего кабинета, но там ничего нет. Либо я плохо искала.
— А сейф?
Мама качает головой.
— У нас общий сейф, код мне известен. Естественно, он не стал бы там что-то от меня прятать.
— Все так серьезно?
— Я не хозяйка в собственном доме. Володя всегда запирает свой кабинет. Я даже по телефону поговорить нормально не могу, всегда приходится быть начеку и следить за тем, что говорю.
— Он… что… прослушивает твой телефон? — ошарашенно смотрю на мать.
С выражением полного безразличия на лице она кивает.
— Да. И телефон Марка. Володя всегда знает, где мы находимся. Не переживай, телефон сейчас в машине.
На этот раз я кручу головой, чтобы убедиться, что нас никто не слышит.
Ближе всего к нам сидит взрослый мужик и похотливо пялится на мою мать, даже не пытаясь спрятать самодовольную ухмылку. Она очень красивая женщина, как и двадцать лет назад. Дяде Вове есть, из-за чего трястись. И ни один мужик в здравом уме не отказался бы от такой партнерши. Кроме моего отца, разумеется.
— И что теперь делать?
— Искать дальше. Или ждать, когда Марку исполнится четырнадцать, чтобы он мог выбирать, с кем хочет остаться при разводе. Хотя в этом случае мне все равно недолго ходить на свободе. Но тюрьма, на самом деле, еще не самое страшное из того, что может сделать со мной мой супруг.
— Капец… — я крепко зажмуриваюсь, стараясь уложить в голове слова, сказанные матерью. — Нет, я знал, что он козел, но все, что ты рассказываешь… Это какой-то кринж.
— Понимаю. Прости меня, Тима. Но именно поэтому я и хочу, чтобы ты поскорее устроил свою жизнь, пока у меня есть возможность помочь тебе. Сам подумай, если я лишусь всего, кто позаботится о Марке, кто ему поможет? Кто поможет мне, в конце концов? Думаешь, на зоне бывших прокуроров ждут с распростертыми объятиями? — угрюмо спрашивает она.
— Что ты предлагаешь? — смотрю на мать с беспокойством и досадой.
— Помнишь, я говорила тебе про дочь Ярошинских? — напоминает она. Я мгновенно напрягаюсь, услышав эту фамилию. — Ты же знаешь, кто ее отец?
— Мент? — пожимаю плечами.
— Он полковник ФСБ. А его Лиза не первый год влюблена в тебя. Этот союз обеспечил бы защиту всем нам, понимаешь? — немного поколебавшись добавляет мама.
— У меня есть девушка, — напоминаю ей довольно резко.
— Девушек много, а семья одна.
— Вот как ты теперь заговорила, — не могу удержаться от сарказма.
— Неужели тебе плевать на брата?
— Я люблю своего брата и все для него сделаю, но то, чего ты от меня добиваешься — это же чушь! Это средний век! Тупое сводничество! И не факт, что Ярошинский впишется за тебя.
— Не факт, — соглашается она. — Но вдруг получится увезти Марка, спрятать…
Я откидываюсь на спинку стула и морщусь.
— Марк, что пачка баксов, которую можно спрятать? Ты гонишь, мам.
— Я просто в отчаянии.
Ее слова врезаются мне прямо в сердце. Никогда не видел маму такой растерянной и беспомощной.
— А если вам и правда уехать, сбежать? Вдвоем? — я оживляюсь, ухватившись за эту мысль.
— Куда?
— К отцу. В Израиль. Он сейчас одинок.
Мама выпрямляет спину и высоко поднимает голову.
— Нет, Тима… Я не могу убежать, я государственный служащий. Я под присягой, — мрачно произносит она, глядя в точку прямо перед собой. — И потом, между мной и твоим отцом… Все слишком запутанно… Он меня не простит, а я не стану унижаться.
— Да хватит уже думать о себе, — рявкаю в ответ. — О сыне подумай! Ему же плохо с вами.
— Тише, — сердито шипит мать, озираясь по сторонам. — Я поговорила с Володей. Он сказал, что будет с ним помягче.
Я фыркаю, услышав этот наивный бред.
— И ты ему поверила?
Стиснув зубы, мама устало вздыхает.
— А что мне остается? Я теперь всегда стараюсь находиться рядом с Марком или держу Володю при себе. Я контролирую ситуацию.
— Прямо сейчас Марк дома. Как и его папаша, — замечаю я. — Я должен поговорить с ним.
— Нет. Будет только хуже.
— Да куда уж хуже, мам?!
— Я знаю, что говорю. Если не можешь помочь, хотя бы не вмешивайся, — ее слова больше напоминают предупреждение, чем просьбу.
— Это все? Типа, я свободен, могу идти?
Мама открывает рот в очередной попытке возразить, но неожиданно опускает голову.
— Знаю, ты мне не поверишь, но я не хотела для нас всего этого.
— Ага. Я так и понял.
— У тебя есть сигареты? — вдруг интересуется мама. Я с подозрением смотрю на нее. — Я знаю, что есть, — она поднимается из-за стола. — Идем.
Мы выходим на улицу.
Уже совсем стемнело. Накрапывает противный дождь, промозглый ветер колет шею. Я плотнее обматываю ее шарфом.
— И давно ты куришь? — интересуюсь я, поднося зажигалку к ее сигарете.
Мать стоит, опираясь на кузов своего “Лексуса”.
— Да уж подольше тебя.
— Ясно, — я уже ничему не удивляюсь.
— Спасибо, что беспокоишься о брате.
