лица.
Зато провёл большими пальцами по моим щекам. До того медленно и нежно, словно не просто прикасался. Задевал гораздо глубже. Настолько глубоко, что это чувство засело внутри очень прочно, уже не вытащить. Может быть именно поэтому я позволила себе следующее:
— Да? — переспросила, хотя в ответе не особо и нуждалась. — И как сильно я тебе нравлюсь?
Ещё один риторический вопрос. И никакого ожидания с моей стороны. К чему тратить драгоценные мгновения, если возможно почувствовать гораздо больше, нежели уже есть? Вот и обняла широкие сильные плечи, зарылась пальцами в короткие волосы, прижалась губами к его губам, впитывая в себя вкус его дыхания, тепло твёрдых губ, вместе с моментальной встречной реакцией. Утопило. Затянуло бездонной трясиной. Не вернёшься. Даже если захочешь. А я и не хочу обратного. Хочу, чтоб продолжалось снова и снова, никогда не заканчивалось. Мужские ладони соскользнули вдоль моей шеи по спине к пояснице, подхватили за бёдра, пересадили на колени. Не мне одной отчаянно необходимо гораздо больше.
— Очень, — шепнул он.
Ещё один поцелуй отобрал у нас обоих возможность говорить что-либо дальше. Жадный. Глубокий. Настолько долгий, до головокружения. Сметающий жалкие остатки реальности. Слова и ни к чему. Хотя, уловив секундную возможность, я всё же попросила:
— Тогда покажи мне, — вернула ему сказанное им же самим когда-то. — Ещё раз. Или… не… раз… — закончила едва ли связно и достаточно громко.
Захлебнулась каждым выдавленным из себя звуком. Застёжка на джинсах повторно меня предала. Отвалилась всего с одного его лёгкого движения. Не имею ни малейшего понятия, куда опять отлетела и подевалась. Да и не важно. Не осталось ни малейшего желания об этом пытаться вспоминать. Не тогда, когда в разуме не остаётся ничего, кроме новых поцелуев на моей шее и тех самых прикосновений — ласковых и жарких, что лишь он один-единственный может мне так неотъемлемо и правильно дарить, пока я выгибаюсь в его объятиях, кусая губы, еле сдерживая рвущиеся с уст стоны наслаждения, вновь и вновь тянусь к нему как можно ближе, пока по всему телу расползается сладкая дрожь. И едва разбираю очень тихое, с паузами но продолжающиеся поцелуи:
— У меня… нет… при себе…
Возможно, Роман Владимирович сказал гораздо больше. Не услышала. Слишком уж безжалостно меня выгнуло в спине от пронзившего насквозь ощущения первого проникновения его пальцев, забравшихся под кружево нижней части моего белья. Пульс словно сошёл с ума, стал чересчур громким и частым, чтобы я смогла разобрать что-либо ещё, кроме этих ударов, отражающихся в моей голове самым настоящим приговором. Ведь ни с кем и никогда я не испытывала ничего подобного. И что-то в глубине моего сердца отчётливо подсказывало, иначе банально быть не может.
— Я… на… противо… ну… как… их там…
Не договорила. Забыла. Не только нужное обозначение. Себя тоже потеряла. И не подумала бы никогда, что теснота заднего сидения чужого автомобиля может дать столько возможности. Если не снять всю мешающую одежду, так хотя бы частично избавиться от неё. Ровно до мгновения, когда и этого окажется достаточно, чтобы наше единение стало по-настоящему полноценным, а меня окончательно укачало и унесло под волнами нашего общего помешательства вместе с каждым последующим толчком в том же знакомом древнем ритме, где есть лишь чистейший элементарный инстинкт.
Это и правда какое-то сумасшествие…
Даже после того, как всё заканчивается, я и тогда не в силах достаточно скоро прийти в себя. Да и откуда им взяться? Если крепкие объятия всё ещё награждали ставшим совсем родным теплом, одновременно с постепенно выравнивающимся дыханием, задевающим мою левую скулу на каждом своём выдохе. По крайней мере до тех пор, пока не услышала приглушённое и такое же, как и прежде, тихое вкрадчивое:
— Если это такой способ ускорить и помочь себе забыть случившееся до меня, то он тебе едва ли в самом деле поможет, — произнёс господин прокурор.
Прозвучало, почти как удар под дых. В районе солнечного сплетения всё сдавило. И сдавило ещё сильнее, когда хватка его рук на мне усилилась, превращая объятия в своеобразный капкан, из которого не выберешься.
Пусть…
Я и не собиралась.
Может, он и прав, секс с другим мужчиной в случае когда прежний уже не твой, а это очень больно — и правда не лучшая попытка для того, чтобы забыться. Но он и не прав. Это как раз самый совершенный способ, чтобы помнить. Не то, что было со мной прежде. Как раз последние двое с небольшим суток. С самого первого мгновения, как я увидела тогда ещё незнакомца в строгой белой рубашке и не менее строгом галстуке. Его. Нас. Двоих. Только нас. Никого и ничего кроме.
Но всё это я оставила при себе.
А на деле…
Приподняла свою правую ладонь выше, задевая колючую щёку, ласково проведя кончиками пальцев сверху-вниз и обратно, любуясь своими действиями. Мне ведь и правда нравилось. Не только чувствовать его ближе.
Всё.
— Твои руки я уже полюбила, так что возможно, это был способ полюбить и все остальные части тебя, — заявила с самым решительным видом, задевая едва заметно пульсирующую вену на его виске. — Включая твой очень сильно функционирующий мозг, — аккуратно постучала теми же двумя пальцами по виску и улыбнулась.
Откуда во мне взялось столько громкости?
Не только в голосе. Но и в том, о чём именно сказала.
Должно быть, это всё коньяк!
А если и не он…
Вряд ли я когда-либо пожалею.
Вот и сейчас…
— В таком случае тебе и правда стоит его полюбить, желательно в самое ближайшее время, — перехватил мои пальцы, тем самым ослабив объятия, но сжал их так надёжно, что едва ли даримого им мне тепла стало меньше. — Иначе это может стать проблемой, — усмехнулся.
— Ничего страшного, я справлюсь, — усмехнулась в ответ.
Добавила бы что-нибудь ещё, но темноту пустыря озарил синий и красный мигающий свет. Пришлось опомниться, где мы и по какому поводу находились, ведь приехавшая машина со спецсигналом и символикой государственной службы явилась сюда именно по нашу душу. Как оказалось немного позже, именно они с перемещением папиного Патрола и согласились помочь.
— К кому домой едем? К тебе или ко мне? — единственное, что у меня уточнил господин прокурор, прежде чем временно меня оставить.
— Ко мне, — отозвалась без раздумий. — Родители, наверное, переживают, раз уж даже тебе позвонили.
Роман Владимирович согласно кивнул.
