— Я сказала, что приду.
— Выглядишь так, будто замерзла. Ты пришла сюда пешком?
— Приехала на метро.
Он хмурится, и в его карих глазах появляется отблеск разочарования.
— Я же сказал, что Карина тебя заберет.
Комплекс спасителя.
— А я сказала, что доберусь сюда сама.
Хадсон смотрит поверх моей головы, оглядывая комнату, и сжимает челюсть, прежде чем, наконец, возвращает свой взгляд к моему.
— Готова подняться?
На мой кивок он указывает мне дорогу к лифту.
— Мисс Джиллингем, рад видеть вас снова, — говорит парень, обслуживающий лифт. На его бейджике написано: «Джулио». Я никогда этого не запомню. Для меня он — лифтер.
— Я тоже рада тебя видеть. — Я не помню, как меня представили ему в первый раз. Хадсон, должно быть, рассказал ему обо мне.
Между нами воцаряется неловкое молчание. Мне интересно, о чем он думает. Какие у него планы на сегодняшний вечер? Ожидает ли он секса? Не поэтому ли тот пригласил меня сюда? Были ли все эти красивые слова о свидании дымовой завесой? Я отбрасываю эту мысль, потому что Хадсону не нужно осыпать женщину фальшивой искренностью, чтобы получить секс.
Лифт пикает, и Хадсон провожает меня к своей двери с легким прикосновением к пояснице. Моя кожа загорается от этого едва заметного прикосновения.
Когда он открывает дверь, меня обдает ароматом жареного чеснока и красного вина.
— Надеюсь, ты пришла голодной.
Мой желудок урчит от пустоты. Я не осознавала, насколько голодна, пока не почувствовала аромат теплой домашней еды.
— Да.
Он берет мое пальто и бросает его на спинку ближайшего стула.
— Хорошо. Не против итальянской кухни? — Он достает два винных бокала и наливает в них красное вино. — Я приготовил фрикадельки и маринару.
Я беру предложенное вино.
— Это один из знаменитых рецептов, которыми ты славишься?
Мужчина одет в черную футболку и свободные джинсы, я никогда не видела его таким непринуждённым. Но от его тела исходит напряжение, как будто тот готов к бегу. Или, лучше сказать, к преследованию.
— Так и есть. — Он кивает в сторону гостиной, а именно на диван. — Хочешь присесть?
Все мое тело пылает от воспоминаний о том, что мы делали на этом диване. В моей голове по кругу проносятся картинки с рейтингом X15.
Он понимающе улыбается и прочищает горло.
— Не так уж много безопасных мест, где можно посидеть, если ты пытаешься избежать воспоминаний.
— Я не пытаюсь их избежать. Они мне даже нравятся. — О, Боже, это слишком? Неужели я слишком рано отдала свое сердце?
Его выражение лица смягчается, и он выглядит почти застенчивым, когда говорит:
— Хорошо. Мне тоже.
Хадсон выдвигает для меня барный стул, и мы садимся у кухонного острова, я лицом к острову, его стул повернут ко мне.
— Как прошел твой день?
— Светская беседа? Серьезно? — Я улыбаюсь, чтобы дать ему понять, что вроде как шучу. Отчасти. — Мы сидим у острова, где всего две ночи назад я… — Я прикусываю губу и качаю головой.
Он хихикает.
— О, я помню. — Его голос понижается. — И никогда не забуду.
На грани перегрузки от смущения, я закрываю глаза и опускаю подбородок, глубоко дыша.
— Почему я здесь?
— Потому что я попросил тебя прийти, — говорит он. — Нам нужно поговорить.
— Хочешь получить ответ на свой вопрос о начале отношений? — Я делаю большой глоток вина.
— Нет, если только ты не готова его дать.
Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и не вижу ничего, кроме честности в его глазах. Можно ли доверять этой честности или нет, все еще остается предметом споров.
— Если не о нас, то о чем тебе нужно поговорить со мной.
— Трэвис Эверфилд.
Это имя бьет меня между глаз и мгновенно вызывает головную боль.
— Ох. О нем. Элли сказала мне, что у вас двоих была конфронтация.
— Была. И теперь он пытается подать на меня в суд, — говорит он небрежно, как будто комментирует погоду.
— Подать на тебя в суд? Почему?
Он делает глоток вина.
— У него сотрясение мозга. Ему нужны не столько мои деньги, сколько желание унизить меня за то, что я унизил его… Почему ты улыбаешься?
Я прикрываю рот кончиками пальцев.
— Разве? О, наверное, я испытываю трепет, зная, что ты поставил этого высокомерного придурка на место. А почему ты улыбаешься?
Его ухмылка только растет.
— Потому что мне нравится видеть тебя счастливой.
Что, конечно же, делает меня только счастливее.
— Меня не должна радовать мысль о том, что ты причинил боль другому человеку.
— Конечно, должна. — Веселье на его лице исчезает и сменяется чем-то темным и зловещим. — Потому что сначала он причинил боль тебе.
Я тяжело сглатываю.
— Не так ли, Лиллиан?
Когда я не отвечаю, Хадсон тянется к моей руке. Я позволяю ему поднести мою руку к губам, где он с долгим вздохом целует костяшки моих пальцев.
— Я должен был убить его, — бормочет он, касаясь моей кожи.
Я наклоняюсь ближе, желая забраться к нему на колени и почувствовать эти губы не только на моей руке.
Его глаза искрятся эмоциями, когда он смотрит на меня.
— Можешь рассказать мне, что случилось? — Он слегка касается губами моих пальцев, посылая приятные мурашки по руке.
Если он продолжит в том же духе, то я расскажу ему все. Абсолютно.
Его губы должны быть зарегистрированы как усовершенствованный инструмент допроса.
— Он… — Мой голос ломается. Я делаю глоток вина.
Хадсон держит мою руку в своей, большим пальцем ободряюще рисует круги на моем запястье.
— Он заплатил за свидание. В конце ночи решил, что хочет большего. Я сказала «нет». Он попытался дать мне денег. Я отказалась, снова сказала «нет». Он схватил меня, обзывал, лапал меня…
— Вот сукин сын!
— …я дала ему пощечину и ударила ногой по голени.
Он отшатывается назад, на его лице появляется выражение удивленной гордости.
— Правда?
— У меня есть склонность бурно реагировать, когда меня хватают. — Мой взгляд падает на его промежность. — Как тебе хорошо известно.
Он усмехается, но в голосе все еще чувствуется напряжение.
— И что потом?
— Я нашла Элли. Я не собиралась рассказывать ей о том, что произошло, потому что это было не так уж важно…
— Лиллиан, — рычит он. — Это, блядь, очень важно.
— Он же не изнасиловал меня.
Хадсон оглядывается вокруг, как будто не может поверить в то, что слышит, и ищет кого-то, кто мог бы это объяснить.
— Он поднял на тебя руку.
Я вздыхаю, потому что он прав.
— Элли заметила прореху на моем платье и потребовала рассказать, что случилось. И я рассказала. Она почувствовала ответственность, сказала, что загладит свою вину, и устроила мне собеседование с Хейсом.
Он кивает, как будто уже знает эту часть истории.
— Она мне ничего не должна, но я не собиралась упускать возможность пройти собеседование в «Норт Индастриз».
— А у самой Элли был подобный опыт общения с Трэвисом?
— Она упомянула, что он был своего рода засранцем, но никогда не переступал ее границ. Я думаю, что ее границы шире, чем мои.
— Границы есть границы. — Он смотрит в пол. — Черт. Ненавижу этого парня.
Я поднимаю свой бокал.
— То же самое. — Когда он не поддерживает мой «тост», я делаю два больших глотка. — У тебя есть план, как бороться с иском? На вечеринке были люди, которые видели, что между вами произошло, так что ты не можешь это отрицать.
Хадсон объясняет, как пригрозил разоблачить сексуальное насилие этого подонка, если он не откажется от иска.
— Это значит, что мне придется дать показания. — Меня охватывает дрожь беспокойства.
— До этого не дойдет. Этот парень замазан по уши. Он отступит.
— Но если нет, то я буду вовлечена.
— Только если ты сама этого захочешь.
Я обдумываю это в течение двух секунд.
— Да, к черту этого парня. Я помогу.
— Он богатый, влиятельный человек, Лиллиан. — Еще один поцелуй моей руки, на этот раз в ладонь, потом в запястье. — Хочу, чтобы ты знала: я сделаю все, что потребуется, чтобы защитить тебя от любого ответного удара. И это независимо от того, что ты решишь насчет нас.
