– Никуда тебя не отправят, Кел. Мы пройдем через это вместе. Ты останешься со мной – слышишь? Я серьезно. Ты останешься со мной, что бы ни случилось!
Пятница, 27 января
Кел!
Не знаю, как сложится дальше наша жизнь. Господи, как бы я хотел это знать!
Мне, можно сказать, повезло: я потерял родителей, когда мне было девятнадцать, а тебе – всего девять. А ведь девятилетнему мальчику еще столькому предстоит научиться без отца!
Как бы там ни было… какой дорогой мы бы ни пошли, когда покинем эту больницу, мы останемся вместе!
Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе повзрослеть, и стану тебе отцом настолько, насколько смогу. Я буду очень стараться!
Не знаю, как сложится дальше наша жизнь. Господи, как бы я хотел это знать!
Но что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя – обещаю!
– Уилл!
Пытаюсь открыть глаза, но удается приоткрыть только один. Я лежу на полу. Глаз снова закрывается. Безумно трещит голова.
– Уилл, просыпайся!
Приподнимаюсь на локте, цепляюсь за подлокотник кресла и кое-как сажусь. Второй глаз так и не открывается. Прикрываю глаза от ламп дневного света и поворачиваюсь на голос.
– Уилл, послушай меня, пожалуйста!
Голос знакомый… Это Шерри!
– Слушаю, – шепчу я.
Такое ощущение, что, если я стану говорить хоть немного громче, голова просто расколется пополам. Я дотрагиваюсь до повязки, потом до распухшего глаза – неудивительно, что я не могу его открыть.
– Я попросила медсестру принести тебе лекарство. А еще тебе надо поесть. Кирстен отпускают домой, так что мы скоро поедем. Я отведу Кирстен в машину, а потом вернусь за Келом. Привезу его обратно днем. Мне кажется, ему нужно отдохнуть. Тебе захватить что-нибудь из дома, кроме чистой одежды?
Я отрицательно качаю головой – это не так больно, как говорить.
– Ладно, тогда звони, если вдруг что-нибудь понадобится, – говорит она и направляется к двери.
– Шерри, – окликаю ее я, с трудом ворочая языком. – Шерри! – повторяю я чуть громче и морщусь от боли, гадая, почему у меня так адски болит голова. – На кухне в буфете стоит ваза – привези, пожалуйста.
Она кивает и уходит.
– Кел, просыпайся! Я пойду куплю чего-нибудь попить. Что тебе взять?
– Кофе, – не раздумывая, заявляет он.
Да уж, парень точно не жаворонок, совсем как Лейк! Когда я прохожу мимо поста, меня окликает одна из медсестер и протягивает мне стаканчик с таблетками:
– Это от головной боли. Ваша мама просила вам передать.
Моя мама! Ну надо же! Я быстро проглатываю таблетки и отправляюсь на поиски кофе. Двойные двери в холле открываются, когда я прохожу мимо, и меня обдает волной холода. Наверное, глоток свежего воздуха мне не помешает, решаю я, выхожу на улицу и сажусь на скамейку под навесом. Вокруг белым-бело, снегопад, похоже, не прекращался. Интересно, как будет выглядеть наш двор, когда мы с Лейк вернемся домой?
Не знаю, как я мог такое допустить, но в голове вдруг мелькает мысль: а что будет с домом Лейк, если она умрет? Ведь у нее нет родственников, которые могут разобраться со всеми формальностями: банковским счетом, коммунальными платежами, страховыми выплатами, имуществом. Мы с ней не родственники, а Келу всего одиннадцать! А вдруг мне вообще не позволят этим заниматься? И имею ли я по закону право усыновить Кела? Я гоню эти мысли прочь – зачем думать о том, чего никогда не произойдет? Я так зол на себя за то, что поддался слабости – даже в мыслях. Пойду лучше за кофе.
* * *
Вернувшись в комнату ожидания, я обнаруживаю там доктора Бредшоу. Он что-то рассказывает Келу, и тот смеется. Меня они не замечают, и я терпеливо жду, не вмешиваясь в разговор, но внимательно прислушиваясь.
– И тогда мама попросила меня сходить за коробкой, чтобы мы похоронили в ней нашего кота, – рассказывает доктор Бредшоу. – А я ответил, что коробка не потребуется, потому что я уже его оживил. Вот тогда-то я и решил, что, когда вырасту, обязательно стану доктором.
– Так вы и правда оживили того котенка? – спрашивает Кел.
– Нет, что ты, – смеется доктор Бредшоу. – Через несколько минут он все-таки умер. Но я-то уже сделал свой выбор.
– Хорошо еще, что вы не захотели стать ветеринаром, – смеется Кел.
– Нет-нет, животные – не мой конек!
– Есть новости? – спрашиваю я, вручая Келу чашку с кофе.
– Она все еще под наркозом, – сообщает доктор Бредшоу, вставая со стула. – Нам удалось провести несколько тестов, сейчас ждем результатов, но вы можете зайти к ней на пару минут.
– Сейчас? Мы можем увидеть ее прямо сейчас? – Я начинаю зачем-то собирать вещи.
– Уилл… Я не могу пустить никого, кроме вас, – извиняющимся тоном произносит хирург, поглядывая на Кела. – Она все еще под наркозом. Я и вас-то не имею права пускать, но у меня сейчас обход, и я решил, что могу взять вас с собой…
Мне хочется уговорить его взять с собой и Кела, но я прекрасно понимаю, что он и так делает мне огромное одолжение.
– Кел, если Шерри заберет тебя до моего возвращения, я тебе обязательно позвоню, – обещаю я.
Он послушно кивает. Надо же! Я думал, Кел будет спорить, но он все понимает. Меня переполняет гордость за его поведение. Я обнимаю его и целую в макушку.
– Позвоню тебе, как только хоть что-то узнаю.
Кел снова кивает. Я достаю из сумки заколку Лейк и выхожу в коридор.
Мы с доктором Бредшоу проходим мимо поста в конец коридора, до двойных дверей, ведущих в отделение хирургии, а потом в небольшой комнатке оба тщательно моем руки. Нервы мои на пределе, я с трудом дышу, сердце просто выскакивает из груди.
– Уилл, хочу заранее тебя предупредить: она подключена к аппарату искусственного дыхания, но только потому, что мы погрузили ее в искусственную кому, поэтому не пугайся. Сейчас она не может прийти в себя, потому что мы держим ее под анестезией. Бульшая часть головы закрыта повязкой. Выглядит она плохо, но на самом деле ей не больно, мы делаем для этого все возможное. Я могу пустить тебя к ней на пару минут, но не больше. Все ясно?
Я киваю. Он открывает передо мной дверь, и я вхожу в палату.
В первый момент я отчаянно стараюсь не задохнуться. Шок от увиденного словно вышибает весь воздух из легких. Аппарат искусственного дыхания с шипящим звуком равномерно гоняет туда-сюда поток воздуха, словно выкачивая из меня надежду.
Я подхожу к кровати и беру Лейк за руку – она ледяная. Целую ее в лоб, осыпаю ее поцелуями. Мне так хочется лечь рядом и обнять ее, но повсюду какие-то провода, трубки, шнуры… Я придвигаю к кровати стул и сажусь, не выпуская руки Лейк. На глаза наворачиваются слезы, за их пеленой я ее уже почти не вижу. Вытираю глаза уголком футболки. Господи, на ее лице такое умиротворение, как будто она просто прилегла вздремнуть!
