Ознакомительная версия.
– Тебе чего, касатка? Ищешь кого-то? Смотрю, нездешняя…
– Мне нужен дом номер пятнадцать. Вы не подскажете – это который?
– Так вот он… – махнула она вязаной варежкой через дорогу, – аккурат напротив… А ты к Зинке, что ль?
– Да. Я к Зинаиде Коноваловой.
– И-и-и… Да окстись, матушка! Зинка-то уж сто лет как не Коновалова! Вспомнила бабка, як дивкой була! Она уж давно Попова, Зинка-то… А ты за какой такой к ней надобностью?
– Спасибо, бабушка! – торопливо отступила от старушки Диля, направляясь через дорогу к дому напротив. – Спасибо, что подсказали.
– Ты только стучи шибче, Зинка-то глуховата малость. В девках шустрая была, а сейчас тетеря тетерей. Стучи, дома она. Я надысь в окно видела, как она на колодезь за водой выходила.
Подойдя под приглядом старухи к черным воротцам, она попыталась перевести дух, но бесполезно – сердце прыгало внутри, спина взмокла, и дрожащая рука никак не хотела стучать «шибче», будто ушли из нее все силы. Стучать и впрямь пришлось долго, пока не скрипнула с той стороны дверь и сердитый женский голос не проворчал недовольно:
– Да слышу, слышу, хватит уж колошматиться… Сейчас открою. Светка, ты, что ль?
Диля хотела ответить, что никакая она не Светка, но вовремя опомнилась. Что, через ворота, что ли, кричать, кто она есть такая? Тем более тяжелое астматическое дыхание ее «тетери»-тетушки слышалось уже совсем близко, и воротца, открываясь, загремели железной щеколдой. Диля постаралась улыбнуться выплывшему к ней навстречу из толщи времени родному лицу, но не смогла – губы будто судорогой свело. Да и родное лицо вовсе не располагало к теплой улыбке – было сердитым, отекшим и бледным, как сырая картофелина на срезе, глазки-буравчики вонзились в нее неприязненным любопытством.
– Вам кого нужно? Если к Светке, то ее дома нет. На работе она.
– Нет, я к вам… Я к вам, тетя Зина. Я дочка вашей сестры, Маши Коноваловой. Здравствуйте…
Любопытство вмиг сошло с теткиного лица, сменившись испуганным удивлением. Глянув через Дилино плечо на застывшую за спиной старуху с лопатой, она распахнула пошире воротца, потянула ее вовнутрь за рукав пуховика, проговорила в сторону старухи с одышкой:
– Доброго утречка, Мокеевна! Чего тебе не спится-то?
– Да куды там – спится! – с готовностью откликнулась старуха. – Да рази сейчас утро? Уж обедать пора…
– Проходи в дом, коль приехала, – мотнула головой тетка в сторону невысокого обледенелого крылечка. – Холодно тут стоять-то…
Она заковыляла перед Дилей на толстых ногах, обутых в старые расплющенные валенки, тяжело поднялась по ступенькам, хватаясь за узкие, будто игрушечные перильца. Диля поднялась вслед за ней, прошла через темные сенцы, переступила порог, огляделась. Комнатка с маленькими оконцами, кухня, крашенный коричневой краской дощатый пол, слабая лампочка под потолком. И запах – то ли перекисшего теста, то ли вареной капусты – не очень приятный.
– Заходи, коли приехала. Чего на пороге жмешься? – проговорила тяжело тетка, держась пухлой отечной рукой за грудь и исподволь рассматривая Дилю. – Я сегодня все утро лежу, дыхалку опять прихватило, не сготовила еще ничего. Астма у меня. Так что извини, угощать особо нечем.
– Что вы, я ничего не хочу… – замотала головой Диля, проходя в кухонный закуток и усаживаясь на скамью, крытую домотканой толстой циновкой. – Я просто так… Я познакомиться приехала…
– Ишь ты, познакомиться! А чего мать сама не заявилась, а тебя послала?
– Так умерла она, тетя Зина… Уж четыре месяца как.
– Ой, батюшки святы, царствие небесное! – слезно воскликнула тетя Зина, подняв руки к лицу. Потом перекрестилась торопливо. – Царствие небесное, вечный покой, прости меня, господи, грешную… А отец-то твой жив?
– Нет. Он давно умер. Я совсем одна, тетя Зина…
Что-то пробежало по рыхлому теткиному лицу, будто дернули его изнутри за веревочку, – глаза ушли в щелочки, щеки дрогнули, губы сложились в сморщенный синюшный бантик.
– Так, стало быть, ты потому сюда и заявилась? Как бы на новое место жительства? Да?
– Н… Нет… – растерянно улыбнулась Диля, не зная, куда спрятать глаза, будто виновата была в чем. – Я ж говорю – просто увидеть, познакомиться…
– Ну, увиделись. Познакомились. А дальше что?
Теперь уже будто Дилино лицо, она это почувствовала, дернуло изнутри за веревочку. Гордо вскинув голову, она прямо посмотрела тетке в лицо, проговорила с обидой:
– Да ничего! Не переживайте так, тетя Зина, я уйду сейчас! Отогреюсь немного и уйду! Только если бы у меня была родная сестра, то я бы…
– Молода еще попрекать-то меня, девушка! Я ж не гоню тебя, чего ты? Да и мать твою я не гнала, сама от позора уехала. Так что на мне греха нет. И не думай.
– Я и не думаю… Просто вы странно как-то меня встречаете…
– А чего ты хотела? Я тебя отродясь не видела и знать о тебе ничего не знала. А ты явилась – здрасьте, я Машина дочка! Прямо как в телевизоре, передача такая есть – «Жди меня». Только я тебя и не ждала совсем. Уж извини, коли что не так. Чаю хочешь?
– Нет. Спасибо.
– Да ладно, не обижайся на меня. Я ж не знаю, что у тебя на уме… Может, ты заселиться сюда хочешь? А у нас тут и без тебя повернуться негде. Да и вообще… Не ко времени ты заявилась, племянница, ой не ко времени… Зовут-то тебя хоть как?
– У меня таджикское имя – Дилфуза! – В один миг передумав называться красивым именем Дина, гордо вскинула она голову.
– Ну, Дилфуза так Дилфуза… Тьфу ты, язык сломаешь! Чего, не могла Мария тебе нормальное имя дать? Или отец настоял?
– Не знаю. По-моему, нормальное имя.
– Как хоть она там жила, Мария-то? Не обижал он ее?
– Нет. Не обижал. Наоборот, очень любил. Только она скучала по родным местам, плакала часто.
– Знаю я, по кому она скучала! Не столько по мне да по родным местам, сколько по Сашке Прозорову. Так и сохла по нему дальше, наверное! Потому и на убийство жены его Лизаветы решилась. Вся деревня так и гудела тогда пчелиным ульем, из дому нельзя было носу показать!
– Неправда! Никого мама не убивала! Да и в прокуратуре ее оправдали!
– Ну, мало ли, что там в прокуратуре… Знаешь, как на деревне? В каждом подворье свой прокурор сидит! Уж если решит что людская молва, вовек не отмоешься.
– И все равно – мама никого не убивала…
– Да ладно! Чего теперь ворошить прошлое. Ничего никому не докажешь. Хотя помяни его, прошлое-то, – и оно тут как тут! Нет, не ко времени ты сюда явилась, девка, совсем не ко времени… А у меня ведь, знаешь, тоже дочка родилась, когда Маша уехала! Я уж и не надеялась ни на что – послал Бог счастье на сороковом году. Моей Светке сейчас двадцать восемь. А тебе сколько?
Ознакомительная версия.
