Она бы ещё размышляла и выдвигала всяческие версии, но тут Нина зовёт всех за стол. А поскольку помогает ей Лена — прирождённый учитель и лидер через пять минут все уже сидят на своих местах. За горячим.
— О чём ты так оживлённо беседовал с Аристовым? — спрашивает наконец Виталия Евгения.
— Он предлагал мне подписать один договор, — отвечает тот и как-то странно и очень внимательно смотрит на неё. — Завтра мы должны встретиться и обговорить детали.
— И для тебя этот договор выгоден?
— Если всё так и обстоит, как он говорит, то чрезвычайно выгоден!
Договоы-приговоры-наговоры! Это ей неинтересно. Евгения никогда не чувствовала в себе коммерческой жилки. Её лишь посещает мысль о ненаписанной акварели, и так же незаметно уходит — чего думать о несбыточном?
— Ешь, Евгения! — говорит слева от неё Аристов и кладёт ей огромную отбивную размером с полтарелки. Справа, в это же время, ей накладывает гарниры Виталий. Они сталкиваются ложками над её тарелкой и смотрят друг на друга, раздвинув губы в странных ухмылках — что это за договор, который так определил их отношения?
В среду, лишь Евгения открывает дверь в офис, на неё выплёскивается стойкий запах валерианки вместе с каким-то терпким дезодорантом.
На площадке, перед своим кабинетом, стоит мрачный президент фирмы с баллончиком какого-то средства в руке и яростно жмёт на распылительную головку.
— Чёрт знает что! — ругается он. — У нас порядочное заведение или курсы косметичек? Или больница?!
— Что случилось? — изумляется Евгения.
Он достаёт из кармана пятьдесят рублей и просит:
— Лопухина, не в службу, а в дружбу: купите, пожалуйста, в ближайшем киоске освежитель воздуха. Только не цветочный. Что-нибудь порезче. Может, с запахом ели…
— У нас никто не заболел?
— У нас истерика! — он уходит к себе и с шумом захлопывает за собой дверь.
Евгения, секунду-другую постояв в пустынном холле, идёт в киоск за освежителем. Перенюхав их с добрый десяток, она останавливается на запахе фантазийном.
Впрочем, во второй её приход валерианки почти не слышно.
— Лучше этого ничего не было, — говорит она президенту.
— Поставь на полку, — бурчит он, не отрывая взгляда от бумаг; то ли до сих пор злится, то ли ему стыдно за свой взрыв.
Евгения по запаху, как по радиомаяку, доходит до кабинета главного бухгалтера.
Ирина, обессиленная, полулежит в чёрном кожаном кресле, а Лада обмахивает её газетой. Увидев входящую, Ирина медленно поднимается, точно панночка из фильма "Вий". Так и кажется, что сейчас по её бледному, безжизненному лицу скатится кровавая слеза.
— Ира, тебе плохо? — спрашивает Евгения, когда голова женщины опять откидывается на спинку кресла.
— Мне хорошо, — говорит она хрипло. — У меня отнял силы восторг и радость жизни.
— Ты поссорилась с Валентином Дмитриевичем?
— Нет, это личное, — отвечает за неё Лада.
Евгения пожимает плечами и поворачивается, чтобы уйти. Совсем недавно, чуть ли не в первые часы знакомства, они обе вывалили на неё столько личных подробностей, что ей трудно было переварить.
— Личное — так личное!
— Эдик… Он развёлся женой.
— Ну и что?
Впервые она видела, чтобы женщина рыдала оттого, что её любовник развёлся с женой!
— Как ты не понимаешь! Он! Который никогда бы не развёлся просто так!
— Ах, да, ты имеешь в виду чепуху по поводу того, что нужно чувствовать ответственность за приручаемых?
Евгения специально говорит об этом резко и неэмоционально — ей неприятно. Кому понравится созерцать чужое грязное бельё?! Почему нужно обсуждать со всем коллективом подробности своей жизни? Действительно, сугубо личные!
— Я знаю, он собирается жениться на другой!
— И ты можешь этому помешать?
— Нет! Его ничто не остановит!
— Тогда чего ты воешь?
— Хочу и вою!
Евгения, взявшись уже было за ручку двери, возвращается и подходит совсем близко к Ирине.
— Если ты собираешься увольняться из фирмы, тогда конечно, валяй! Нет? Зачем же ты себя позоришь? Что ты услышала нового для себя? Что Эдуард тебя не любит? А прежде ты была уверена в обратном? Валентин Дмитриевич в ужасе — у главбуха истерика! Дожили! Не можешь успокоиться, иди домой, возьми отгул! Служебные романы хорошо кончаются только в кино!
Она бросает в лицо Ирине злые, жестокие фразы и вообще ловит себя на желании отхлестать её по щекам. Предательство любимого человека, несомненно, тяжело переносит каждая женщина, но выставлять своё горе на всеобщее обозрение, размахивать им, как флагом… Стоп! Лопухина, ты, кажется, переборщила. Кто давал тебе право судить других?
Но оказывается в критических ситуациях с Ириной нужен именно такой тон, ибо на её глазах с женщиной происходят отрадные превращения: она поднимается, вытирает платком глаза и идёт к умывальнику. Долго плещется, но выходит внешне вполне спокойная и садится за свой стол, вынув пудреницу.
Несколько уверенных движений — подводятся глаза, на губах появляется помада и перед ними главный бухгалтер, готовый к началу рабочего дня.
— Предложение — попить кофе в моём кабинете остаётся в силе, — говорит Евгения и выходит.
Краем глаза она отмечает реакцию Лады — экономист уселась за свой стол и что-то пишет, скрывая усмешку.
— Женя! — звонит ей через полчаса шеф. — Говорят, ты запретила истерику в бухгалтерии?
— Кто говорит?
— Свои люди, — смеётся он и кладёт трубку.
Евгения откидывается в кресле и закрывает глаза. Со вчерашнего дня у неё не было возможности остаться наедине со своими мыслями. Вроде, вчера ничего особенного не случилось, но в атмосфере вокруг неё что-то повисло…
Странная, неизвестно откуда взявшаяся приязнь между Толяном и Виталием настораживала её — что там у них за встреча? Что за договор такой, о котором она знает лишь то, что его заключают сегодня так скоро, и что Виталию он очень выгоден.
Вчера перед сном Виталий вдруг спросил ее:
— Что у тебя было с Аристовым?
Вопрос прозвучал обидно. Он был задан почти в утвердительной форме и выглядел как уточняющий: мол, было, но сколько раз? Она хотела возмутиться, наговорить в ответ гадости, но передумала. Решила, как говорит Никита, прикинуться шлангом, лечь в углу и не отсвечивать. Так что сказала возможно равнодушней:
— Тебя, видно, интересует секс? Секса между нами не было, а вот столкновения были. На почве несхожести мнений в жизненно-важных вопросах.
Ну и закрутила! Впрочем, Виталий этим удовлетворился. Он услышал то, что хотел. Остальное можно было пока не трогать.
