Ознакомительная версия.
У Лиды ослабели ноги, по рукам пробежали мурашки.
«А вдруг это окажется не та квартира…» – мелькнула глупая надежда.
– Здесь у нас гостевой санузел, кладовая с гардеробной… – по очереди дотрагивался до выключателей Евгений.
Наталья подхватила Лиду за локоть, развернула к коридору с крошечными лампочками на потолке, ярко освещенному подсветкой стеклянных витрин.
Они прошли мимо сияющих за стеклами безделушек, картин, статуэток, коридор сделал поворот, Лида на секунду зажмурилась, открыла глаза и увидела два полукруга кресел: кремовое в стиле ар-деко, алое а-ля Людовик, бело-золотое рококо, кожаное сталинское, в стиле шестидесятых годов двадцатого века, поп-арт – почти царский трон, обтянутый тканью с портретами Микки-Мауса.
На мгновение тогдашняя и теперешняя Лида стали двоими разными людьми.
Та, что стояла в холле сейчас, словно видела со стороны очень похожую на себя девушку в нелепом, свисающем набок берете, с изумрудной помадой на губах и малиновыми тенями на веках, но не была ею.
– Здесь у нас кинозал, – сообщила Наталья.
– Слушай, ты, может, лучше ужин приготовишь? – бесцеремонно приказал Горелый.
– Мешаю? Да ладно… Впрочем, ребенок, наверное, тоже голодный. Ребенок, пошли на кухню! – позвала бывшая.
– Здесь – кабинет, – продолжил экскурсию Евгений.
Лида вошла на негнущихся ногах и обвела комнату взглядом.
С того вечера здесь ничего не изменилось, да и что могло стать по-другому?
Девушка, как завороженная, подошла к письменному столу и посмотрела на ручку выдвижного ящика.
Потом перевела взгляд на полку книжного шкафа: кажется, в тот раз она хотела взглянуть на фотографии в рамках, но отвлеклась на шорох за диваном, обнаружила Захара и больше не вернулась к снимкам.
На фото Евгений стоял с Захаром у входа в Диснейленд. Микки и Мини обнимали их за плечи и махали руками в черных перчатках.
«Значит, если бы тогда я не отвела взгляд, все было бы по-другому, – с безысходностью пробормотала Лида. – Но я, стоя в шаге от счастливого развития событий, посмотрела в другую сторону. Не может быть, чтобы это произошло случайно. Значит, судьба решила наказать меня за одну только мысль о нарушении заповеди «не укради», уже за то, что влезла в чужой дом в окно. Не было мне прощения! Все было предопределено в тот день, когда я поддалась на уговоры Ивана».
– Кстати, помнишь, я рассказывал тебе про историю с деньгами, – весело сообщил Горелый. – Вот из этого стола, – Евгений выдвинул ящик, – и пропали десять тысяч зеленых. Утром были, вечером из фитнеса пришел – пусто. Чего я про них вдруг вспомнил? Решил ведь: забудь, не было этих денег!
Лида с горестной, прозрачной полуулыбкой поглядела на Евгения и с усилием спросила:
– И ты не знаешь, кто их… взял?
Она не смогла произнести слово «украл».
– Не-а!
– А милиция что? – выдавила Лида.
– Я никуда не заявлял.
Лида вцепилась в край стола:
– Почему?
– Пришлось бы подозревать людей, которым я доверял, понимаешь? А это очень больно. Кто мог взять: нянечка Валентиновна, Наталья, теща? Больше никого в тот день в квартире быть не могло. В доме все время кто-то находился, но свои. Правда, Валентиновна на двадцать минут выбегала за молоком, сын ненадолго оставался один. Но не ребенок же их взял и в «Макдоналдсе» проел! Ну что мне, тещу ненавидеть? Жену подозревать, няню? Видеокамер и замков в дверях в моем доме не будет! Взяли и взяли. Значит, кому-то эти деньги были нужнее, чем мне.
Лида медленно подняла голову и с мучительной гримасой поглядела на Евгения.
Уголок ее рта подрагивал.
– Лидочка, что с тобой, маленькая? – погладил щеку девушки Евгений. – Ты из-за меня и этих денег расстроилась? Да черт с ними, еще заработаем!
– Женя, можно я пойду домой? – устало попросила Лида.
– Как это – домой? А ужин?
Лида беззвучно пошевелила губами.
В коридоре раздался энергичный стук каблуков, в кабинет шумно вошла Наталья:
– Лида, Жека, прошу к столу! Чем богаты, тем и рады!
– Намекаешь, что живешь в нищете? – спросил Горелый.
– Не хлебом с квасом, конечно, перебивалась, но согласись, ты обещал моим родителям… – начала Наталья. – Лида, вы что это такая бледная? Пойдемте выпьем по граммулечке коньячку, сразу полегчает. Жека, кстати, где ты нашел эту чудесную девушку?
– Мы вместе работаем, – тихо сказала Лида. – Я режиссер шумового оформления.
– Шумового? Как интересно! Кстати, Жека терпеть не может шум.
– А вы в Управлении делами президента работаете? – блуждая по комнате невидящим взглядом, бесцветным голосом сказала Лида.
«Какая мне разница? Зачем я все это спрашиваю?! Я хочу уйти отсюда!»
– Я?! – захохотала Наталья. – Работаю? С чего вы взяли? Слава богу, работать пока нужды не было! Тем более в государственных структурах, там же зарплаты грошовые: на двадцать тысяч разве проживешь? Больше на бензин потратишь. Хотя, возможно, теперь придется, учитывая сложные экономические условия. А! Догадываюсь, почему вы сделали такой вывод! Жека доложил, что я в Снегирях живу, в санатории Управления делами президента, и вы подумали: я там работаю? Тьфу-тьфу! Спаси и сохрани! Этого мне не хватало! Лида, давайте на «ты»? Заявление уже подали?
Она сыпала вопросами, не дожидаясь ответа на предыдущие.
Лида страдальчески терла запястья.
– Извините, наверное, я что-то напутала… Я все-таки пойду, вы меня, пожалуйста, не провожайте.
– Жаль! – сразу согласилась на уход Наталья. – Ладно, не буду мешать, воркуйте, прощайтесь!
– Может, отвезти тебя? Давай такси вызову? – настойчиво предлагал Горелый.
В прихожей он заботливо застегнул на Лиде пуховик.
Девушка покачала головой, обвела взглядом прихожую, молча вышла, обернулась и тихо попросила:
– Скажи Захарке, что он замечательный мальчик и я его люблю. Но, боюсь, я никогда не соберу свои бусы смелости.
На улице, в метро – во всем мире стояла оглушающая тишина.
Наверное, Лида перестала различать звуки.
Или они умерли вместе с Лидиной душой.
Ведь затихнуть, замереть от горя Москва не могла, не тот это город, чтобы отчаиваться и прекращать шуметь и кричать, звенеть и грохотать, гудеть и петь.
Значит, дело все-таки в Лиде.
Впрочем, зачем ей теперь слышать далекие подземные шорохи и небесный гул, купаться в струях щебечущего света и огибать стон проводов, подбирать треск и заворачивать в бумагу хохот?
На студию она не вернется, это решено.
И на звонки не станет отвечать.
Пусть Женя считает, что она умерла. Погорюет и смирится. Лучше потерять любовь одной-единственной девушки, чем веру в Любовь.
Ознакомительная версия.
