Широкую спину в черной рясе они увидели одновременно. Ей хотелось крикнуть: «Нет, Бен!» — но что-то удержало ее, и она только прибавила скорости. В желудке нарастала паническая дурнота, сердце готово было разорваться от муки. Она догнала Бена в тот момент, когда он схватил священника за руку и заставил его обернуться.
На них в полном недоумении уставился незнакомец в очках.
— Чем могу помочь?
Бен отдернул руку.
— Но вы не Эммет Чандлер!
— Нет, я отец Грюнинг. К сожалению, я не знаком с мистером Чандлером. Я совсем недавно прибыл на острова. Я провожал своего предшественника. Так чем я могу вам помочь? — Он был явно ошарашен их внезапным нападением, но все равно дружески улыбался.
— Отец Фрэнк уже уехал? — спросила Рейчел.
— Да, только что. Вы, наверное, хотели его проводить?
— Мечтали. У нас для него важное сообщение, — хмуро пояснил Бен.
Смуглое лицо отца Грюнинга так и расплылось в улыбке.
— Но это не страшно. Эту ночь он проведет в Лос-Анджелесе. Мы можем связаться со службой охраны аэропорта, и ему передадут.
Сердце в груди у Рейчел оборвалось. Она стояла оцепенев и таращила свои огромные несчастные глаза в ожидании грозных слов.
Бен молчал. Он чувствовал напряжение и панику, исходящие от хрупкой фигурки рядом. Волны ее любви и отчаяния захлестнули его, начисто смывая горькую смесь боли и гнева, что жгла его эти пятнадцать лет. В свое время бездумный идеалист Эммет Чандлер загубил несколько жизней. Как он мог осуждать его, если сам собирался сделать то же самое, не менее жестоко и безвозвратно?
Крисси давно погибла — нежное, обожавшее его дитя, которому так мало было отмеряно. Стала бы она его по-прежнему боготворить, узнай она о его неустанной охоте за предметом мести, которую он сам провозгласил борьбой за справедливость? Вряд ли. Почему-то теперь, когда он пытался представить себе лицо своей младшей сестры, он видел Рейчел, ее огромные глаза, смотревшие на него в ожидании страшного удара. И он не мог сделать этого. Крисси умерла, и пусть себе покоится с миром. Рейчел была жива, Рейчел была рядом, и он сделал свой выбор.
Повисла долгая, мучительная пауза. Рейчел взглянула в его далекие, непроницаемые глаза. Их взгляды встретились. И вдруг его рот растянулся в кривой, не лишенной самоиронии улыбке.
— Не надо, — сказал он, беря дрожащую руку Рейчел своей ледяной рукой. — Он сам с нами свяжется. Через год в это же время.
Отец Грюнинг ничего не понял, но радостно закивал.
— Он, наверное, и сам сожалеет, что не увиделся с вами.
— Это вряд ли, — возразил Бен и крепче сжал ее руку. — Идем, Рейчел.
— Подождите-ка… А вы, случаем, не Рейчел Чандлер? — спросил священник.
— Да, — хрипло подтвердила она.
Отец Грюнинг засиял:
— Какая удача! Отец Фрэнк оставил кое-что для вас. Он говорил, что собирался отдать это вам вчера, но забыл. Сейчас, минуточку… — Порывшись в карманах, он вытащил небольшую цветную коробочку размером не более пачки сигарет. — Вот, держите. Хорошо, теперь мне не придется нарочно ехать к вам. Хотя — для Фрэнка все, что угодно. Мы с ним вместе учились в семинарии, четырнадцать лет назад. Более порядочного и доброго человека я не встречал. Мне будет его недоставать, — вздохнул священник, поправляя очки на носу.
— Он вам заплатил, чтобы вы это сказали? — проворчал Бен.
От изумления отец Грюнинг едва не выронил коробку, которую протягивал Бену.
— Что, простите?
— Да ничего, шучу просто, — улыбнулся Бен. — Удачи вам в новом приходе, святой отец. –И он потащил Рейчел прочь.
— А если Фрэнк свяжется со мной, передать ему от вас привет? — окликнул их отец Грюнинг.
— Передайте, святой отец! — насмешливо крикнул Бен. — Скажите, что Бен О'Хэнлон желает ему всего хорошего. Идем, Рейчел.
По пути из терминала он не сказал ей ни слова, лишь еще раз сжал ее руку, прежде чем завести двигатель. Затем он положил коробку ей на колени и дал газу. Они приехали в уединенную бухту, где он учил ее плавать с трубкой. На стоянке он выключил зажигание и сел, уронив руки на руль и откинувшись на спинку кресла. В его мощном красивом теле по-прежнему ощущалось напряжение. Она сидела неподвижно, не зная, что сделать и что сказать, чтобы прервать молчание.
И вдруг он вздохнул, и с этим вздохом, казалось, весь гнев и тяжесть оставили его. Он повернул голову и взглянул на нее с теплой и доброй улыбкой, светящейся в его карих глазах.
— Я тоже тебя люблю, — просто сказал он.
Он обнял ее, а она прижалась к нему ласково и доверчиво, как ребенок. Или влюбленная женщина.
Они целую вечность не размыкали целебных объятий, купаясь в волнах облегчения и любви. Ей захотелось обнять его крепче, и она подвинулась на сиденье, и тогда коробка упала с ее колен на пол. Он медленно и неохотно выпустил ее, кивая на коробку:
— Может быть, откроешь?
Ей было страшно притрагиваться к подарку Эммета. Она не хотела, чтобы он снова встал между ними.
— Давай, Рейчел, — подбодрил он ее, ласково поглаживая по затылку, — все нормально. Наверняка там еще одна бабочка.
Ее непослушные пальцы долго возились с ленточкой, нервно рвали обертку.
— Наверное. Он мне их пятнадцать лет посылал. — Сняв крышку, она удивленно уставилась внутрь. — О, Бен…
Он взглянул — в коробке уютно устроились две хрустальные бабочки, изображающие танец любви. Он обнял Рейчел за плечи и привлек к себе. Она блаженно положила голову ему на грудь, держа бабочек в ладони.
— Значит, Эммет одобряет, — тихо проговорил он.
— Похоже, — улыбнулась она.
Она еще немного полюбовалась бабочками, затем убрала подарок в коробку и обернулась к нему с такой любовью и радостью, что у него захватило дух.
— Едем домой, Бен.
— Да, — сказал он. — Едем домой.
В один из холодных апрельских дней Рейчел О'Хэнлон исполнилось двадцать девять лет. Гравий хрустел под ее тяжелыми ботинками, когда она возвращалась в дом, навестив почтовый ящик. Толстый шерстяной свитер, который она в то утро похитила у мужа, не спасал от пронизывающего ветра. Посылка была на месте, с отметкой почты Сальвадора.
— Есть? — Голова Бена показалась из-за угла стройки, которую на данный момент представлял их дом. Он пристраивал какое-то загадочное крыло к их спальне. Он все делал сам, не желая нанимать рабочих. Иногда ему помогали друзья из его газеты. Он выглядел, как всегда, мощным и подтянутым, в светло-голубых джинсах и фланелевой рубашке. Она лучезарно улыбнулась.
— А как же? Прямо из Сальвадора.
Он вышел на террасу, снял рабочий фартук и бросил его на перила.
