После недолгой паузы все пришло в движение, и вот уже слегка протрезвевший Глеб, бросив Наташу, оттаскивает Игоря от Евгения Измаиловича, Лана собирает с пола осколки посуды, Михаил Иванович успокаивает взъерошенного обладателя малинового пиджака, а Тамара пьяно и истошно кричит на весь зал, пытаясь вырваться из удерживающих ее рук, Игорю:
— Господи, да когда же все это закончится?! И сам не ам, и другим не дам! Ни себе, ни людям! Как собака на сене! Что тебе нужно от меня?! У тебя жена есть?! Вот и вали к ней! Оставь меня в покое!!! Не могу больше!
Алина в одно мгновение оказалась рядом с подругой.
— Томка, успокойся! Успокойся немедленно, ну!
— Всю душу он из меня вынул! — в голос зарыдала Тамара. — Не могу больше...
Игорь тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками.
Евгений Измаилович, поправив пиджак и галстук, шагнул к Тамаре с явным желанием по-джентльменски прийти на помощь.
— Уйди от меня! — с неожиданной ненавистью в голосе сказала Тамара. — Достали вы меня все, кобели проклятые!
Евгений Измаилович обиженно захлопал ресницами, окаймляющими пьяные, красные глаза, а Тамара, прихватив сумку, шатаясь, отправилась в туалет.
«Справили Новый год, ничего не скажешь!» — мрачно подумала Алина. Почему-то вспомнилась истеричная жена Игоря, которую он тоже не может бросить, и внезапно стало жалко всех: Игоря, Глеба, Томку, себя... Себя почему-то было жальче.
Алина незаметно выскользнула из маленького зала, подошла к сцене.
— Твое предложение до сих пор в силе? — спросила она у Ильи.
Илья оборвал мелодию на полуноте.
— Для тебя — конечно.
— Я приду, — сказала Алина. — Во сколько?
— Я буду ждать тебя у центрального входа в одиннадцать, — обрадованно улыбнулся Илья. — Прошу не опаздывать!
— Вот этого не обещаю. Пока! — махнула рукой Алина и отправилась в гардероб за шубой.
Через пятнадцать минут, поймав такси, она ехала домой по заснеженным улицам города, и ей хотелось то плакать, то смеяться...
Вадим Сергеевич в нетерпении ждал Лору. Она обещала подойти в семь, уже начало восьмого, а ее до сих пор нет. Только он задумался над тем, почему она задерживается, как раздался звонок.
— Наконец-то, — обрадовался Вадим и открыл дверь.
Улыбка тут же медленно сползла с его лица: на пороге стояла Ирина.
— Может быть, ты все же предложишь даме войти? — осведомилась она с издевкой в голосе.
Вадим Сергеевич машинально посторонился, тут же сделал движение обратно, но Ирина уже закрыла за собой дверь. Не раздеваясь и не снимая обуви, сразу устремилась в комнату. Быстро оглядела спартанскую, почти нищенскую обстановку квартиры, где были в основном одни книги, и покачала головой:
— Да... Негусто для профессора медицины...
— Ирина, я просил бы тебя... — поморщился Вадим Сергеевич.
— Тебе не кажется, что нам наконец-то нужно серьезно поговорить? — Ирина Михайловна опустилась в единственное кресло и грациозно, отточенным движением закинула ногу на ногу. Распахнулись полы шикарного кожаного плаща, обнажив ногу в черном чулке, выглядывающую из откровенного разреза длинной юбки.
— Ирина, не сейчас. Извини, но я очень занят.
— Чем же? — удивленно подняла тонкие брови Ирина.
— Мне нужно настроиться на завтрашнюю операцию...
— Ничего, я ненадолго, — успокоила его Ирина Михайловна.
Вадим Сергеевич лихорадочно соображал. С минуты на минуту должна прийти Лорка. Нужно сделать все, что угодно, только бы они не встретились! Все, что угодно!
— Хорошо, — кивнул он. — Поехали домой. Там спокойно сядем и поговорим.
— А почему нельзя поговорить здесь? — Ирину Михайловну, казалось, забавляла сложившаяся ситуация. — Или, может быть, ты кого-то ждешь?
— Ирина, я прошу тебя! — чуть повысил голос Вадим Сергеевич. — Ты хочешь поговорить — ради бога. Только не здесь.
— А вот кричать на меня не надо. — Ирина Михайловна поводила наманикюренным пальчиком перед его лицом. — Кричать ты будешь на свою потаскушку.
— Ирина... Я попросил бы... в таком тоне...
— А как ее еще можно назвать? — притворно удивилась Ирина Михайловна. — Если она таскается в такую берлогу, куда нормальному человеку войти-то противно, и ложится вот на это...
Красный ноготь едва не проткнул старенький плед на диване, из-под которого выглядывало перестеленное вчера Лорой белье.
— Потаскушка — это еще мягко сказано, — удовлетворенно повторила Ирина Михайловна.
— Чего ты от меня хочешь? — вымученно выдавил из себя Вадим Сергеевич.
— Я хочу, чтобы ты вернулся, — твердо сказала Ирина Михайловна.
Вадим Сергеевич вздрогнул то ли от ее слов, то ли от звонка в дверь, раздавшегося в ту же секунду.
— Ну, что же ты стоишь как столб? — насмешливо спросила Ирина. — Иди. Я надеюсь, твоя гостья не помешает нашему разговору? Может быть, даже примет в нем посильное участие.
Звонок повторился.
— Иди открывай!
Вадим Сергеевич, проклиная все на свете, пошел к двери.
Лора Александровна шагнула в прихожую и легко поцеловала его в щеку.
— Вадим... Я так соскучилась...
— Лора, понимаешь... — начал было Вадим Сергеевич.
— Что же ты держишь человека на пороге? — раздался из комнаты голос Ирины Михайловны.
Лора вздрогнула и, обойдя сникшего Вадима, прошла в комнату.
Ирина Михайловна, полураздетая, лежала на кровати, слегка прикрывшись пледом.
При виде Лоры Александровны лицо ее вытянулось: она ожидала увидеть совсем не эту женщину, которая, похоже, по возрасту была ее ровесницей, она ждала Алину, и весь этот спектакль был рассчитан только на нее. Но Ирина быстро справилась с растерянностью.
— Извините, мы с мужем сегодня вечером никого не ждали, — сказала она любезно.
Глаза Лоры Александровны стали огромными и беспомощными. Как слепая, почти на ощупь, она двинулась в сторону двери.
— Лора, подожди, я сейчас все объясню, — попытайся взять ее за руку Вадим.
Лора Александровна подняла на него глаза. В них было столько боли, что он отшатнулся, не в силах произнести ни слова.
Захлопнулась дверь. Вадим несколько минут постоял в коридоре, потом прошел на кухню и закурил. Руки его тряслись.
Ирина Михайловна вплыла в кухню уже полностью одетая.
— Это и была твоя ненаглядная? На что польстился? Ни кожи ни рожи...
— Уйди, — глухо сказал Вадим Сергеевич. — Ты уже сделала все, что могла.
— Послушай, я действительно хочу...
— Уйди! — повысил голос Вадим Сергеевич. — Я никогда не поднимал руку на женщин, но если ты пробудешь здесь еще хотя бы минуту — я за себя не отвечаю.
