Господи! Когда же это кончится?! На экране девочка лет восьми с молитвенником в руках, она ехала в автобусе.
– Когда террорист врезался в джип, раздался очень сильный взрыв и я упала на пол. Все упали на пол автобуса, и на нас посыпались стекла. Я лежала на полу и молилась, чтобы солдаты в джипе остались живы... Но они погибли.
Это невозможно слушать. Выключаю телевизор. Нужно сосредоточиться и отредактировать статью, чтобы срочно отправить ее в редакцию.
Все. Последние строчки. Отправляю. Проверяю – статья отправлена.
Принимаю душ. Иду к кровати.
Телефон. Нет. Не сейчас. Надо отключить его. Звонит не умолкая.
Сон смежает веки. Ощущение реальности покидает меня, но я все же снимаю трубку:
– Але...
– Фира... он погиб.
– Кто?! Кто погиб? Кто это говорит? – Вскакиваю с кровати. – Але! Кто погиб? Говорите же! Не молчите!
– Алеша... Алеша был в джипе.
– Але! Алена! Алена!..
Телефонные гудки грохочут в моей голове. Набираю ее сотовый. Он молчит. Звоню Вите. Он уже знает о несчастье.
– Я еду. Я сейчас выезжаю!
– Фира, умоляю, будь осторожна. Ты так неуверенно водишь машину.
– Я уже лучше. Я... Он спас детей от смерти.
– Да, сорок пять детей. Закрыл своим телом... от смерти.
I – Он был такой талантливый! Настоящий Эйнштейн. И что теперь будет с Аленой? Бедная девочка...
...Вот уже вторые сутки я сижу с Аленой и родителями Алеши в их съемной квартире в Хайфе. Родители Алеши всего месяц в Израиле. Продали квартиру, как говорил Алеша, и приехали, чтобы быть с детьми.
По еврейскому обычаю, близкие родственники сидят поминальную семь дней. Все время приходят люди: друзья Алеши и Алены, знакомые, посторонние, спасенные дети, их родители, журналисты.
Мама Алеши показывает его детские фотографии и говорит, говорит, говорит – так выливается ее горе... Отец молчит.
Алена до сих пор не проронила ни слова. Все мои попытки вывести ее из этого ужасного оцепенения безуспешны.
Двери открыты. Входят двое молодых ребят в солдатской форме.
– Мы должны передать родителям Алекса вещи, которые были с ним в джипе.
Они выкладывают на стол перочинный нож с покореженной ручкой, пилотку и обугленную черную книгу.
– «Черный обелиск» Ремарка! – вскрикивает Алена, прижимает обугленную книгу к губам. – Я дала ему почитать в субботу.
Это похоже на страшное пророчество. «Черный обелиск», превращенный взрывом в черный пепел...
– Аленушка, родная, наконец-то ты заговорила! Тебе нужно выпить чаю, съесть кусочек хлеба. Девочка моя...
Веду ее в кухню, усаживаю на табурет.
– Фира... я беременна.
– Правда?
– Да. Завтра будет два месяца.
– Алеша знал?
– Нет. Никто не знал. Я решила, что забеременею и тогда он меня никогда не бросит... Я перестала пить противозачаточные таблетки... а он все равно меня бросил.
– Нет! Это не так. Он ушел и оставил себя тебе... Что ты будешь делать?
– Растить Алешу...
– Конечно. Извини, я задала дурацкий вопрос. Давай скажем Алешиным родителям. Это поможет им перенести горе.
– Скажи...
Подношу чай к ее губам. Она делает несколько глотков, отодвигает чашку, опускает голову на руки.
Я не могу смотреть, как рыдания сотрясают ее детские плечи, но она должна плакать, чтобы вылить из себя этот нескончаемый поток горя.
Через час мой самолет в Тель-Авив. Все же не выдерживаю, набираю номер телефона в Иерусалиме:
– Раиса Борисовна, здравствуйте. Мне очень нужна Фира.
– Фиры сейчас нет дома. Что ей передать?
– Это говорит Гера. Георгий Михайлович.
– Как я рада, что вы звоните! Как рада! Что передать дочке?
Я вдруг соображаю, что Раиса Борисовна старше меня всего на два года.
– Понимаете... Я очень люблю вашу дочь... Я вылетаю сейчас в Тель-Авив. Хотел сделать сюрприз, но в последний момент решил позвонить.
– Господи! Какое счастье! Георгий Михайлович! Секунду подождите, возьму ручку, чтобы записать номер вашего рейса.
«Цифры имеют большое значение» – это Фира. Я не обратил внимания на отрывной талон, просто взял и пошел, а теперь, подходя к трапу, вспомнил о нем.
Вспомнил, чтобы посмотреть номер моего места в самолете. Я делаю то, чего не делал никогда в жизни. Я загадываю. Говорю себе: «Если номер моего места заканчивается на цифру один, значит, я принял правильное решение и у меня будет в Израиле все хорошо. А если нет, то – нет...» Смотрю в отрывной талон – 21. День моего рождения!
Чувство невероятной, буйной радости охватывает меня. Да ладно, это же просто совпадение. Просто совпадение. Нет! Это не совпадение. Это день моего рождения!
Мне хочется приподнять стюардессу и закружить, закружить эту красивую шатенку с синими глазами. Самолет израильский, а она вдруг говорит по-русски, правда с акцентом:
– – У вас очень хорошее настроение.
– Да! Прекрасное!
– Это видно по глазам. Приятного полета.
– Спасибо.
Сажусь, пристегиваю ремень, достаю оставшиеся десять страниц Фириного послания.
«Еврею нельзя пытаться узнать свое будущее. Когда Моисей привел еврейский народ к Земле Обетованной, он обратился к Всевышнему с просьбой рассказать ему о будущей судьбе своего народа. И Всевышний ответил Моисею: «Я не могу сказать тебе, что будет с твоим народом, но если ты проанализируешь, что было, то сам поймешь, что будет».
Дорогой, любимый мой Гера, когда ты приедешь ко мне в Израиль, твоя жизнь сложится очень хорошо. И совсем не из-за меня, а благодаря тебе самому. Проанализируй свое прошлое, и ты поймешь, что я права».
Фира, Фирочка... Эстер... Скоро я увижу тебя, прижму к себе крепко-крепко, чтобы никогда больше не расставаться с тобой...
Самолет взлетает. Глаза слипаются. Видимо, переживания последних дней дают о себе знать...
Чудная шатенка с синими глазами – милая стюардесса с местечковым акцентом разносит обед, проплывает мимо меня.
– Девушка, будьте добры, разбудите, когда Израиль будет под крылом самолета. Я его никогда не видел.
– С удовольствием разбужу! Он такой красивый! Покушайте и спите спокойно.
Мгновенно проглатываю содержимое всех пластмассовых тарелочек, принесенных мне заботливой Яэль – так зовут мою новую знакомую, – и неожиданно проваливаюсь в глубокие сонные дали.
– Господин Георгий, это будет через пять минут.
– Что?
– То, что вы хотели увидеть, – Израиль! – Яэль радостно улыбается, подает мне джин с тоником.
– Лыхаем!
– Лыхаем!
И вдруг все люди в самолете начинают хлопать в ладоши, кричать: «Израиль!» – и петь «Хаванагилу».
Головокружительное счастье, незнакомое, неведомое раньше чувство причастности к своему народу охватывает меня.
