Там взрывы почти каждый день, люди погибают, а их глаза светятся такой радостью – Израиль!
Смотрю в иллюминатор и не верю своим глазам. Далеко внизу дома – спичечные коробки, нитки – дороги и магистрали, и все это сверкает тысячами огней. Словно кто-то рассыпал поверх всего бриллианты. Что же это сверкание среди бела дня? Спрашиваю у стюардессы.
– Как, вы разве не знаете?
– Нет.
– Это и есть бриллианты, но их можно увидеть только из иллюминатора самолета. Когда Моше – наш пророк...
– Моисей?
– Да. Когда Моисей получил от Всевышнего скрижали Завета, они были сделаны из огромного цельного куска бриллианта. Моисей был на вершине горы и общался со Всевышним сорок дней. Еврейский народ решил, что Моисей больше не вернется, перестал его ждать и отлил себе золотого тельца, чтобы поклоняться ему. Возвращаясь к народу, Моисей увидел это и в сердцах сбросил скрижали Завета с горы. Скрижали разбились на тысячи осколков и разлетелись по всей Земле Обетованной, но только с самолета можно увидеть их сверкание.
– Потрясающе!
Заворожено смотрю в иллюминатор.
– Сверкает!
– Поверили? – восхищенно смотрит на меня Яэль.
– Конечно.
– А я пошутила.
– Что же тогда сверкает?
– Зеркала солнечных бойлеров. Их тысячи в Израиле. Почти на всех крышах. Чтобы в домах была горячая вода. От солнечной энергии. В полдень лучи солнца падают на эти зеркала под таким углом, что они сверкают, как бриллианты. Вам просто повезло с рейсом.
– Мне прежде всего повезло с вами, дорогая Яэль.
Ставлю чемодан на тележку. А вдруг Фира приехала в аэропорт? Вдруг я увижу ее через несколько минут? Вливаюсь в поток выходящих людей. Просторный зал переполнен встречающими.
Отделяюсь от толпы, иду особняком, чтобы меня можно было легко заметить, и вдруг натыкаюсь глазами на свою маму.
Мне становится не по себе. Словно электрический заряд пробивает голову. Это правда: я вижу мою маму. Ее глаза, волосы, губы. Я вижу мою маму, но ей всего лет десять-одиннадцать, не больше. «Моя мама» тоже смотрит на меня. Наши взгляды соединяются.
«Не забудь, что ты летишь в страну сумасшедших», – звучит вдруг во мне голос Норы. «И что нужно делать?» – спрашиваю я. «Соображай сам».
«Моя мама» отделяется от толпы, идет мне навстречу. Подходит. Останавливается. Улыбается открыто, приветливо.
– Здравствуйте. Вас зовут Гера. Вы – мой папа. Мама говорила, что вы обязательно к нам приедете. Когда-нибудь.
– Скажи: тебя зовут Аней?
– Да...
– И ты – моя мама, то есть я хочу сказать, ты очень похожа на мою маму. Ее не было в живых в России, а теперь она словно ожила. Можно тебя обнять?
– Да...
Я беру ее на руки. Мою маленькую маму. Мою Аню.
– Ой, как интересно с высоты! Подержите меня еще.
– Называй меня на «ты».
– Беседер.
– А где Фира?
– У нее случилось большое несчастье. Вчера во время террористического акта погиб ее хороший друг. Мама сейчас в Хайфе у его родителей.
– Ты что же, одна приехала?
– Нет, с бабушкой. Ты не устал держать меня на руках как маленькую?
– Я и не заметил, что все еще держу тебя. А как ты меня узнала?
– Я тебя всегда знала. У меня твоя фотография над кроватью висит.
– Мама говорила тебе, когда именно я приеду в Израиль?
– Когда ты сможешь его понять.
– И тебе не казалось это странным?
– Нет. Это просто. Например, тебе дают драгоценный камень, а ты в них не разбираешься. Он необработанный, и не сверкает, и ничем тебя не привлекает. Ты думаешь, что это просто стекляшка какая-то, и выбрасываешь его в мусорный ящик. Что это значит?
– Что значит?
– Это значит, что тебе его дали рано. Ты еще не способен его понять. Объяснила?
– Да.
Мы подходим к Фириной маме. Я видел ее дважды, но она почти не изменилась с тех пор. Ее глаза излучают такое тепло, что я чувствую его кожей. Обнимаю ее.
– Мы сейчас поедем в Хайфу, ладно, бабушка?
– А как быть с чемоданом?
– Не беспокойтесь, Георгий Михайлович, я отвезу его в Иерусалим.
– Тяжело! Как вы одна?
– Таксист поможет.
Аня убегает купить кока-колу.
– Раиса Борисовна, как же так, я ведь ничего не знал про дочь!
– Это все Фирочка... Только вот смотрю я теперь на вас двоих и думаю: она была права. Тяжелый Фирочка путь выбрала к вашему сердцу. Долгий, нелегкий, но верный. Самый верный...
– Анечка так на мою маму похожа! Мистика...
– Гены...
...Всю дорогу в Хайфу я разговариваю с дочерью. Господи! Какое наслаждение! Словно возвращаю моей ушедшей мамочке все неотданное ей тепло и внимание. И как хорошо мне с ней! И ей со мной. За полтора часа дороги я влюбился в собственную дочь. У меня такое чувство, что мы вообще с ней никогда не расставались.
Поднимаемся по лестнице дома, указанного в адресе. Анечка только что рассказала, как она с подружками подшутила над мальчишкой из их класса. Хохочем. Вдруг она прикладывает палец к губам:
– Мы пришли в несчастье.
– Вообще-то, так не говорят по-русски... Но ты права. Нам нужен пятый этаж. Последний.
– Да. Знаешь, папа, я такая счастливая сейчас, что мне стыдно туда входить.
Она идет впереди. Я останавливаю ее, поворачиваю к себе, смотрю ей в глаза.
– Мне тоже стыдно. Но не только поэтому.
– А почему еще?
– Потому что...
– Я знаю. Потому что ты долго-долго не мог понять.
– Да... Аня, я тебя очень люблю.
– Я тоже, папа, тебя люблю. И уже давно, много лет.
Я снова беру ее на руки, прижимаю к себе. Рыдания сжимают мне горло.
– Не бойся, – Аня ласково гладит меня по голове, – мы теперь никогда не расстанемся. Правда?
– Правда.
Двери квартиры открыты. Два солдата выходят из нее. Их глаза опущены. Держу Аню за руку, хотя на самом деле сам держусь за нее, за ее хрупкую ладошку.
– Здравствуйте, а где Фира?
– На кухне. Проходите.
Идем на кухню. Фира сидит за столом рядом с рыдающей девочкой. Они плачут. Горько, безутешно, не замечая ничего вокруг.
– Мама, – не выдерживает Аня, – я тебе папу привезла! Геру!
– Фира, сегодня семнадцатое марта – первый день Пурима. Исполнилось твое пророчество.
Она поднимает голову, смотрит на нас с Аней непонимающе, неистовые рыдания сотрясают ее.
– Мамочка, папа навсегда к нам приехал! На всю жизнь! Мы теперь никогда не расстанемся! – кричит Аня, словно Фира разучилась слышать.
Я не выдерживаю, сгребаю в охапку всех троих: мою мисс Вселенную, и мою «маленькую маму», и эту третью девчонку, рыдающую рядом. Обнимаю, вытираю им слезы. Третья девчонка смотрит на меня оторопело глубокими цыганскими глазищами.
– Алена, это Гера мой. Гера приехал...
