них ребенок общий и, если Петр заберет Олю себе… Громов на долю секунды сбился с шага.
А он заберет.
Если уже не забрал…
То хрен он разрешит блондиночке видеться с недомужем!
Нет, разрешит, конечно, но…
Черт! Петр сделал последнюю затяжку и, обойдя автомобиль, порывисто опустился рядом с Олей, сразу же подняв перегородку между ними и водителем.
Какие бы черти у него в данный момент ни ярились в груди, на девочке он не сорвется.
— Как всё прошло, Оль?
На самом деле, сама встреча и разговор были пустяшными. Ничего криминального и фееричного. Тогда отчего он мечется и беснуется? Петр повернул голову к Оле.
Меньше переживал бы за блондиночку, если бы сам не проехался по ней неделю назад.
Беззащитная она… И его эта беззащитность выносила основательно.
Он-то и не против совсем. Вот даже очень. А она?.. Сама Ольга?
Петр попытался себя притормозить. Потому что те чувства, что сейчас его обуревали, не способствовали конструктивному диалогу. Да любому диалогу они не способствовали!
— Наверное, нормально, — глухо проговорила Оля и провела рукой по лбу.
Её жест не понравился Петру.
— Жалеешь его всё-таки? — жестко продолжил Громов.
— Ты предупреждал, я помню, — в противовес ему мягко отозвалась Оля и вымученно улыбнулась.
Неискренне… Нерадостно.
Петр подался вперед, уперевшись рукой в сиденье дивана. Если Ольга сейчас от него отшатнется…
Оля тоже повернула голову ему навстречу и обмякла, скидывая напряжение от прошедшей встречи. И вот тут-то Петру следовало расслабиться. Девочка с ним, рядом.
Но ничего подобного! Смерч продолжал закручиваться в груди.
Оля посмотрела на мужчину и протяжно выдохнула:
— Петь…
Потом быстро метнула взгляд на тонированную перегородку, надежно защищающую их от чужого внимания, и потянулась к генералу, положив ладошку на мужское бедро.
При других обстоятельствах Петру бы понравилась её инициатива. Ему мало было Ольги! То, что происходило по ночам, только разжигало аппетит. Больная рука Оли не позволяла вертеть-крутить девушку, приходилось осторожничать, сдерживаться. А хотелось на полную…
Её присутствие рядом разжигало бурю сильнее. Учитывая, что Громов пребывал ни в лучшем расположении духа, секс идеально мог сгладить его состояние.
Мог.
Если бы ни чертова ревность, которая продолжала грызть его.
— Да? — вкрадчиво уточнил он, чувствуя, как ладонь девушки смещается все выше, к ширинке.
Пальто Петр и не застегивал. Поэтому «доступ к телу» Оле был обеспечен.
Девушка протяжно вздохнула, затрепетала и потянулась к нему. Распущенные волосы мешали увидеть её лицо, понять, что она испытывает. С какого момента его начали беспокоить чувства женщин, кроме того, что они хотят секса здесь и сейчас?
Да с того!
Петр откинулся назад, отмечая за собой, как у него нервно дернулась верхняя губа. Плохой признак…
Оля дотронулась до уже полностью стоящего члена. Ревность и злость не помешали ему возбудиться до пределов, где уже не видно краев и когда можно сорваться в бездну.
Ягодный запах Оли мгновенно осел на его легких, дурманя и доводя до исступления.
— Хочу тебя, — не замечая его напряженного и опасного для окружающих состояния, прошептала Оля, снова посмотрев на перегородку.
— Серега ничего не слышит и не видит.
Она кивнула, прикрыла на несколько секунд глаза, распахнула их и прижалась к мужчине плотнее. Её шаловливые пальчики сжали член через ткань брюк, разгоняя по крови мужчины огонь и жажду, требующую немедленного утоления.
Ласка Оли ему зашла…
И если бы его не несло не в ту степь…
Громов, оскалившись, вскинул руку и запустил её в волосы Оли, обхватив затылок распахнутой пятерней. Оля ахнула, не ожидая от мужчины резких движений.
Петр запрокинул голову девушки назад, обнажая шею с бешено бьющейся жилкой.
— Хочется экстремального секса, Оленька? — недобро прошипел он, едва размыкая губы. Бешеная ярость полыхала, обжигая и не унимаясь ни под какими предлогами. — С чего бы? Ты же у меня сдержанная барышня! А сейчас… Что случилась, дорогая? Внезапно ко мне воспылала неземной любовью? Или стало невтерпеж после встречи с бывшим? Возбудилась не на шутку?
По мере того, как он говорил, глаза девушки распахивались. В них явственно читалось недоумение, быстро сменившееся обидой, непониманием и зарождающимся гневом.
— Ты… — выдохнула Оля едва ли не в губы Петру. Он успел нависнуть над ней максимально близко.
Ему необходимо было чувствовать эту женщину рядом! Впечатывать в себя и никуда не отпускать! Чтобы она слилась с ним, думала только про него! Была только с ним!
— Я, Оль. Только я.
— Ты с ума сошел, Громов? Ты чего… творишь? — в её голосе слышались нотки недоверия. Оля смотрела на него, хмурилась.
— То и творю, — продолжил гнуть он свою линию. — Вопросы слышала? Может, соизволишь ответить хотя бы на один?
— Пусти меня! — Оля прерывисто задышала, начала вырываться из хватки, уперла руку сначала в живот Громову, ощутимо давя, потом, царапая ногтями, в плечо. — Ни на какие твои вопросы я отвечать не собираюсь! Они… Черт! Ты всё испортил! Пусти! Я хочу выйти! Машину… останови!
Говорила эмоционально, с паузами, за время которых в её глазах успела зародиться буря.
Никуда он её отпускать не собирался. Тем более останавливать машину. Двери автоматически блокировались при скорости больше двадцати пяти километров в час. Поэтому можно было не беспокоиться, что Оля попытается распахнуть свою дверь.
— Открой немедленно машину! Я выйти хочу! — громко, но, между тем, не повышая голоса, повторила Ольга, посылая в его стороны молнии.
— Успокойся!
— Ты советуешь мне успокоиться? После той грязи, что ты на меня вылил? Ты ничего не попутал, генерал? Я не твоя подчиненная, на которую можно спустить дурное настроение, а потом как ни в чем не бывало продолжить общаться! Открой дверь, я сказала!
Сердце в груди рвалось на части. Ядовитое марево медленно отпускало мужчину, но ещё не до конца.
Оля дернулась в его руках.
Тщетно.
Петр сильнее сжал
