на батарейках механически режу колбасу и соленые огурцы для оливье, родительница колдует над плитой, параллельно обсуждая что-то с Глебом. Мерзавец спокойно попивает чай, ест печенья и ведет светскую беседу с моей мамой.
Я их даже не слушаю. Мои мысли сейчас не здесь, они с глупой шестнадцатилетней девчонкой, которая после Сашиного отъезда два часа прорыдала на полу у дверного косяка своей комнаты, а потом встала, умылась холодной водой и твердо решила вычеркнуть его из своей жизни. Так и сказала, глядя в зеркало: "Лавров Александр Владимирович для меня больше не существует".
А дальше упорно игнорировала его звонки, удаляла сообщения, даже не прочитав их, и сбегала из дома, когда он приезжал на каникулы.
Какой же ты была дурой, Катя. Какой же ты была дурой…
— Катюша, с тобой все хорошо? — Доносится до меня сквозь пелену обеспокоенный мамин голос.
— А? — Я перевожу на нее взгляд. Ощущение, будто выныриваю из воды на поверхность.
— У тебя нездоровый вид. — Мама подходит ко мне и трогает ладонью лоб. — Вроде температуры нет.
— У меня болит голова. Можно я пойду полежу?
— Да, конечно, иди. Я сама закончу.
Я встаю со стула и устремляюсь в свою комнату, затылком чувствуя взгляд Мерзавца. Надеюсь, ему не взбредет в голову идти за мной. Глеб — последний человек, которого я хочу сейчас видеть.
Я без сил падаю на кровать и отворачиваюсь к стенке. Тело пронизывает противная мелкая дрожь, а к глазам подступают слезы. Саша теперь все знает. И стоило столько лет творить это безумие, чтобы ему стало известно вот таким образом?
Осознание того, что Саша ровно через стенку от меня наверняка тоже лежит на своей кровати и думает о словах Антона, учащает пульс и разливает по крови адреналин. Боже, я столько лет все это в себе держала, прятала, а теперь в один момент все вырвалось наружу.
Тяжелые веки опускаются, через них на щеки прорываются одинокие слезинки, а дальше я просто проваливаюсь в тьму.
— Катюша, — кто-то аккуратно трясет меня за плечо.
Я открываю глаза и тут же подскакиваю на кровати, вертя головой из стороны в сторону. Мама склонилась над моей постелью.
— Катюша, гости уже пришли. Выходи ужинать. — Она снова трогает мой лоб. — Ты точно не заболела?
— Точно, мам, — мямлю ей сонным голосом и тру глаза. Как я могла так вырубиться?
— Давай к столу.
— А давно гости пришли? Который час?
— Половина восьмого. Вот только что все подтянулись.
Мама выходит из моей комнаты, притворив за собой дверь, а я снова валюсь на кровать и пытаюсь восстановить минувшие события. В памяти тут же всплывает Антон со своим рассказом и Сашин пронзительный взгляд.
Зажмуриваю глаза и тру пальцами виски. Пора прекращать этот спектакль.
Поднимаюсь с постели, расчесываю волосы, припудриваю лицо, крашу губы блеском и выхожу из своей комнаты. В гостиной собралось 11 человек: родители, Саша, Глеб и три семейные пары — друзья мамы и дяди Вовы. Я тихо здороваюсь с гостями и сажусь на единственное свободное место возле Глеба.
— Пироженка, ты как? — Склоняется над ухом.
— Все в порядке.
— Ты не заболела?
— Нет.
Глеб сжимает под столом мою руку, и от этого такого неожиданного прикосновения по телу проходит дрожь. Странное ощущение. Я выдергиваю ладонь и накладываю в тарелку салат.
Саша сидит напротив и совсем на меня не смотрит. Кажется, он даже не заметил моего появления. Увлеченно общается с гостями. Они не смогли присутствовать на юбилее отчима, так что Сашу давно не видели. Он рассказывает им про учебу в Германии.
Меня, кажется, никто не замечает, чему я очень рада. Эти мамины ужины за столько лет мне уже порядком надоели. И, кстати, хорошо, что со мной «мой парень», иначе бы уже началась пытка на тему, не собираюсь ли я замуж.
Тетя Вера, мамина подруга, будто читает мои мысли.
— А вас как зовут, молодой человек? — Обращается она к Мерзавцу.
— Глеб.
Тетя Вера придирчиво его рассматривает. Потом переводит взгляд на меня.
Господи, сейчас начнется.
— Ой, Катюша, такой взрослой стала. Уже жениха в дом привела. Помню тебя совсем маленькой…
Бла-бла-бла. Терпеливо выдерживаю поток воспоминаний обо мне десятилетней, вежливо улыбаясь.
— Жениться собираетесь? — Задает вопрос муж тети Веры дядя Толик.
— В перспективе да, — отвечает им Глеб.
— Ну сильно не тяните.
Я чувствую на себе Сашин взгляд. Аккуратно поднимаю на него глаза. Он смотрит на меня с тоской и грустью, а я чувствую, как у меня начинают выступать слезы.
Зачем я все это сделала?
Зачем я пряталась от него шесть лет, зачем я нанимала Глеба, зачем я притворяюсь, что у меня есть парень? Вот он, Саша, сидит прямо передо мной. Теперь он готов ответить мне взаимностью, теперь он хочет со мной быть, а я творю какую-то фигню.
Опускаю глаза в тарелку и вяло ковыряю вилкой. Глеб, заметивший наш с Сашей обмен взглядами, кладет руку мне на талию и склоняется к уху.
— Пироженка, ты в моем присутствии смотришь на другого мужика. Знаешь, я могу принять это за измену.
Мне не удается сдержать саркастичного смешка. Он это серьезно?
А Мерзавец тем временем продолжает:
— Пироженка, что мне сделать, чтобы ты пошла со мной на свидание?
— Ничего. Я не пойду.
— Но почему? Я же тебе тоже нравлюсь. Не отрицай это, я помню, как ты меня целовала в ответ в том клубе.
— Да, нравишься, я не скрываю этого.
— Тогда в чем проблема?
— В том что я не хочу отношений с тобой.
— Но ведь я тебе нравлюсь.
— И что? Сегодня нравишься, а завтра не нравишься.
Я аккуратно, не привлекая внимания, скидываю со своей талии руку Глеба. С этим пора заканчивать. Хватит уже этих игр в парня и девушку. Да, Глеб
