если перед сном ещё была какая-то уверенность, что из нас может получиться пара, то Лии удалось пробудить во мне тревожные нотки сомнений.
Что если Вяземский просто увлёкся, а я опять лезу со своими чувствами? Чувствами, которые он разделять не обязан. Как же всё сложно-то, господи!
Психанув, всё-таки удаляю огромную простыню вымученного текста и печатаю коротко — так, как чувствую:
Так что же такое красота глазами мужчин?
Пытаясь ответить на этот вопрос в самом начале эксперимента, я рассуждала с точки зрения внешности. С одной стороны, меня убеждали, что мужчин привлекает естественность и скромность. Но вот парадокс, почему они тогда с вожделением провожают взглядом даму в мини с ярким макияжем или украшают стены вызывающими постерами?
С другой стороны, есть сорт мужчин, которые открыто не ценят послушных, покладистых, невзрачных. Таких только используют, я это лично на себе испытала. При этом тут тоже заметьте какой парадокс — раскрепощённые, яркие женщины чаще других одиноки.
Вынуждена признать, что мой эксперимент провалился.
Не существует такой формулы, чтоб гарантировала взаимность и верность любимого мужчины. Просто дайте вашим чувствам шанс. Ведь отношения, как бизнес — нельзя быть уверенным, пойдёт не пойдёт. Так и с любовью — невозможно предсказать, как долго она продержится. Главное — быть друг с другом честными! Ответственно и серьёзно строить общее будущее, и только тогда, когда вы оба для этого созреете.
А красота — она в глазах смотрящего. Притяжение либо есть, либо его нет, от наряда это никак не зависит.
С пожеланиями обрести своё счастье,
Всегда ваша, Дурнушка
Вяземский, словно почувствовав мои недавние метания, пишет ровно в тот момент, когда я собираюсь выйти из здания редакции.
«Жду у крыльца»
— Ручаюсь, коллеги весь вечер только и будут нас обсуждать, — произношу, зарывшись носом в шикарный букет.
— Не переживай, скоро привыкнут, — усмехается Артур, выруливая на дорогу.
— Кстати, ты так и не сказал, куда мы едем?
Он расстёгивает пиджак, с виноватой улыбкой демонстрирует пятно на светлой рубашке.
— Сначала ко мне, нужно переодеться.
— Так и знала, что ты гоняешь чаи в рабочее время. Или просто секретарша красивая?
Вяземский лишь выразительно смотрит на меня.
Молчу-молчу. Шутка не удалась.
— Вот. — Протягивает мне свой телефон.
— Кто это? — непонимающе рассматриваю остроносого мужчину с залысинами.
— Мой секретарь.
Мне становится не по себе от его серьёзного тона. Больше слова не вымолвлю без надобности.
Машина останавливается на парковке жилого комплекса, однако Артур не спешит выходить, барабанит пальцами по рулю.
— Поднимемся вместе? Не хочу, чтобы ты скучала тут одна из-за моей криворукости.
— Тебе больше нравится, когда я краснею, не зная, куда себя деть в твоей холостяцкой квартире? — спрашиваю прямо.
— Да, — кидает он. Всего одним словом кидает меня в жар.
В лифте атмосфера накаляется настолько, что вот-вот заискрит. То и дело обеспокоенно поглядываю в его сторону. Артур предельно собран и не производит впечатление человека, которого что-то смущает. Было бы здорово взять с него пример, но не получается. Вспоминаю, чем едва не закончился мой визит в прошлый раз, и ритм дыхания начинает выдавать разгул эмоций. Лёгкие переполнены, а воздуха не хватает.
Я пытаюсь дышать ровно. Честно. Изо всех сил контролирую порции кислорода, но волнение всё равно рвётся наружу.
— Я пока поставлю цветы в воду? — Изображаю бурную деятельность, едва переступив порог его квартиры. Это самый быстрый способ замаскировать неловкость.
— Не уверен, что у меня найдётся ваза, — Артур, наоборот, всё так же спокоен. — Попробуй подобрать что-нибудь из посуды.
Легко сказать. Судя по набору этой самой посуды, на кухне Вяземского, кроме чая и кофе, ничего не готовят. Мой первый игрушечный набор и то был разнообразней. Оставляю цветы в заполненной раковине, а саму так и тянет воспользоваться моментом, чтобы хоть одним глазком взглянуть на его спальню. Вряд ли там что-то изменилось, но вдруг?..
Спешка играет со мной злую шутку. Нужно было сперва удостовериться, что он пошёл в ванную, да поздно спохватилась. Когда я проскальзываю в спальню, вижу перед собой Артура задумчиво разглядывающим две одинаково белые рубашки.
— Не можешь выбрать? — прикидываться невидимкой бессмысленно, чего уж…
С удовольствием продолжила бы рассматривать спортивный торс и тёмную дорожку волос, уходящую под пояс брюк. Но не внаглую же теперь это делать?
— Поможешь? — его голос впервые за сегодня звучит мягко. Он меня будто бы умоляет.
Я пытаюсь взять вещи, но Вяземский не отдаёт — резко тянет на себя, пугая до чёртиков. Он стоит полуодетый, ближе не бывает, а моя взвинченность вся идёт на убыль.
— Может, не пойдём никуда? У тебя здесь стало вполне симпатично, — шепчу, не слыша свой голос, но уверена, что прямо сейчас он начинает хрипеть.
— Давно нужно было избавиться от старых снимков. Всё не было стимула.
Мы улыбаемся, смотрим друг на друга в упор.
— А теперь нашёл?
— Нашёл…
Медленно протягиваю к нему руку. Хочу зарыться пальцами в пепельные волосы, притянуть к себе его голову. Но замираю в жалких миллиметрах от бездны возможных последствий. Их слишком много, чтобы отсчитать очередные пять секунд и пустить всё на самотёк. Прикоснуться так и не решаюсь.
Артур накрывает ладонью мой затылок и криво улыбается, говоря гипнотическим взглядом больше, чем могут выразить любые слова.
Почти не дышу, когда его руки находят на ощупь замок моей блузы. Напрягаюсь, вбирая с воздухом неуправляемые волны чужих эмоций, но сопротивляться им больше нет сил. Под звук открываемой молнии вместе с полом под нашими ногами кренится весь мир.
Секунда и он спускает ткань с моих плеч, жёстко сминая пальцами рукава…
Мы практически не вылезаем из постели. Больше суток прошло, давно пора собираться на благотворительный вечер. Отец уже дважды звонил уточнить, заеду ли я домой. Надо, но заставить себя оторваться от Вяземского непросто.
Я всё ещё слегка ошеломлена и полностью обессилена. Лежу на груди у Артура, делая вид, что сплю, дабы ни о чём сейчас не говорить. О чём может быть речь, когда я даже не представляю, как с ним себя вести на этом мероприятии?
Наш мэр организовал выставку фотографий подопечных благотворительных фондов, куда приглашены все влиятельные люди города. Разумеется, помимо Лии, там будет и Павленко со своей дочерью, и Раф. И хотя понимаю, что отец не даст меня в обиду, мой внутренний страх побеждает. Каждый раз, когда об этом думаю, появляется ступор. Неизвестность рушит весь настрой.
— Мне пора, — вздыхаю, приготовившись услышать что угодно, от предложения вызвать мне такси до равнодушного «иди».
