class="p1">– Скажите, как мне себя вести? Сегодня я взяла отгул, но что будет завтра?
– Завтра вы его не увидите, – следователь подносит к лицу рацию и произносит в динамик. – Кретов, оформляй задержание. Арзамасов Анатолий Иванович. Бери по статьям 105 и 205, мера пресечения – под стражей. Давай, Витёк, жду новостей. (статья 105 УК РФ – Убийство, статья 205 – Несообщение о преступлении. Примечание автора).
– А если он убежит? – спрашиваю, не веря своему счастью. Неужели, все в моей жизни налаживается? В нее звонким весенним ручейком возвращаются любовь, дружба, доверие, а теперь и покой…
– Ума не хватит, – лениво улыбается следователь. – Поезжайте домой, Софья Васильевна. Я сообщу вам о новостях. Следком возбудит дело о гибели вашего мужа. И концерн закроем на проверку.
– А Барсов? – осторожно спрашивает Мирон. – Дело у вашего коллеги, майора Сидельникова. Его надо вернуть на доследование за неимением достаточных улик.
– Разберемся. Ждите новостей.
Марк.
– Повторите, я точно понял все как нужно? – произношу, прокашливаясь и впиваясь в мужчин взглядом. – То есть как, они…
Лампа громко трещит в такт моим словам, а по стеклам барабанит осенний холодный дождь. Стены привычно-унылые, воздух вонючий, пропитанный парами пота, сигаретного дыма и канализации. Зато в душе цветущий рай – ароматный и звенящий, как чистый родник. Поверить не могу, что это случилось… Да еще и так быстро.
– Прокуратура не подтвердила обвинение. Отказала в возбуждении уголовного дела за неимением достаточных улик, – спокойно повторяет Мирон, наблюдая за моим растерянным, ошарашенным от счастья лицом. – Свидетель под… небольшим давлением следователя признался, что дал ложные показания. Его якобы заставило руководство концерна.
– То есть я…
– Вы свободны, Марк Юрьевич. Подпишите акт и… можете вещи собирать, – бубнит конвоир, сидящий немного поодаль.
– Мирон, я не понимаю, как это произошло? Расследование все-таки сдвинулось? – говорю, чуть понизив голос.
– Борисенко пришел в себя и дал показания против Арзамасова. Следственный комитет возбудил дело о покушении на убийство Павла Тарасевича. Предположительно Арзамасов подлил ему снотворное в бокал с соком.
– Ничего себе! Он же ухаживал за Соней, крутился рядом, поддерживал… Не понимаю, выходит, все это было личиной, хитрой маской?
– Получается, так.
– А они его задержали? – спрашиваю с сомнением в голосе. Неизвестно, на что способен больной и одурманенный ревностью преступник.
– Да. Он был так уверен в своей безнаказанности, что и не думал прятаться. Был искренне удивлен, когда в его квартиру явился следователь в сопровождении спецназа. Пока от всего открещивается, но ненавистью к Павлу пышет… Ничего, следаки докажут вину, если она есть. Хакеры возьмутся восстановить записи камер от тридцатого декабря.
– Не знал, что наши органы сотрудничают с хакерами.
– И не только с ними, – улыбается Мирон. – У следствия везде свои люди. Вы на волю собираетесь, Марк Юрьевич? Или болтать будете?
– Очень хочу… К Глебушке и Соне… Как думаете, она обрадуется? Мне можно приехать к ней вот так – внезапно, как снег на голову?
– Конечно, можно. Марк, она вас любит. Слышали бы вы, как она вас защищала и просила следователя пересмотреть ваше дело. Вам повезло, – улыбается Мирон. – А я не скажу, что мне повезло – следком навалил на меня теперь и дело о гибели Павла. Видимо, не могут они без моей помощи.
– Спасибо, Мирон. Подождете меня? Надеюсь, подписание документов не займет много времени.
– Сразу к Софье?
– Нет, сначала домой. Хочу отмыться от въевшегося под кожу запаха.
Не глядя подписываю какие-то бумаги. Мне возвращают телефон и личные вещи. Провожают к входу и коротко прощаются. Вот и все… Я свободен. От неволи, собственных предрассудков и страхов. От чужого мнения, чужой неверной жены… И от пьянящего ощущения свободы за спиной вырастают крылья. Кажется, достаточно оттолкнуться от земли и воспарить над всем миром…
– Здравствуй, воля, – произношу тихонько, вдыхая вкусный запах увядших мокрых листьев. Дышу так глубоко, что кружится голова, а на глаза набегают слезы. Честно, я не ожидал, что все произойдет так быстро… Это все Мирон. Не иначе, он не простой человек, а волшебник.
Бросаю скромную поклажу на заднее сиденье машины Мирона и сажусь вперед.
– Спасибо вам за все. Вы для меня, как…
– Не стоит благодарности, Марк Юрьевич. Я преданно выполняю свою работу. Уж такой я человек – трудоголик, сделавший работу своей женой.
– Еще раз спасибо.
По дороге звоню Глебу, вызывая в сыне радостным известием приступ восторга. Он божится, что приедет домой раньше нас и «пап, я бросаю все дела, заказываю вкусный обед и лечу домой». В общем, меня ждут. От волнения и счастья слова и мысли путаются в голове. Разум как будто отступает, преклоняясь перед слепым и безграничным счастьем. Мы ждем Глеба всего минуту. Мирон не успевает заглушить двигатель, как машина сына торопливо влетает во двор. И из-за руля он в прямом смысле этого слова вылетает.
– Папка! – кричит мой великовозрастный парень, распахивая дверь и почти вытягивая меня на улицу. – Боже мой, а похудел как… Я так рад, не представляешь. Пап, у тебя ничего не болит? Сильно голодный? Виноват, я себе ничего сам и не готовлю. Тебя нет, и некому…
Глеб тараторит, как обычно, а я молча его обнимаю, только сейчас понимая, как соскучился. Они ведь даже не успели с Соней познакомиться… Не дело, надо исправлять ситуацию.
– Сынок, я и сам не ожидал. Ну идем, скорее.
Прощаемся с Мироном и торопливо поднимаемся в квартиру. Глеб суетится и помогает мне разбирать сумки с вещами. Звонит курьеру с просьбой поторопиться с заказом. А я все-таки пишу Соньке сообщение. Не выдерживаю, хотя изначально планировал сделать сюрприз и явиться внезапно.
«Сонечка, меня выпустили. Я на свободе. Очень хочу тебя видеть».
Она читает сообщение тотчас. Думает над ответом секунду и перезванивает.
– Барсов, это не шутка? Ты почему пишешь?
– Думал, ты на операции. Я могу приехать?
– Еще спрашиваешь. Я дома. Ванюшка приболел, я ушла после обеда. Мы ждем тебя. Очень ждем!
– Тогда лечу!
Соня.
Когда любимые возвращаются, мир замирает. Время останавливает ход, послушно преклоняясь перед мгновением. И ничтожная секунда кажется длинной минутой, позволяющей запечатлеть в памяти все: морщинки, разбегающиеся лучиками, темные круги под глазами, впалые щеки и любимые губы…
– Привет, – шепчу, не отнимая взгляда. – Смотри, Ванечка, это наш… Марк, – прижимаю приболевшего сыночка к груди, поглаживая его спинку.
– Не Марк, а папа. Идите ко мне, Сонька, – не выдерживаете Марк, ступая навстречу. – Не то я умру от разрыва сердца.
– Марк… Ты уверен? – вскидываю взгляд,
