стойку и небольшую область вокруг нее, и кто-то толкнул Танин стул спинкой соседнего стула.
— Можно поосторож...
— Сорри, Тим, я опоздал...
Они сказали это одновременно и одновременно замолчали.
Таня затихла, уставившись на сцену, а псих...
Черт его знает.
Слава богу, Таня сидела к нему спиной и лица не видела.
Но этот час безупречного материала, написанного Полиной за год, она собиралась внимательно выслушать с первой и до последней секунды.
И ничто, слышите, НИЧТО ее не отвлечет.
* * *
Полина никогда не отличалась терпением. Если ее что-то беспокоило, бесило, возбуждало или радовало, она всегда говорила это сразу, с пинка открывая дверь.
Поэтому Таня совсем не удивилась тому, что первой сказанной ею фразой было:
– Я хотела начать концерт с блока про мою лучшую подругу, – выдержала паузу, во время которой кто-то, заранее настроенный ржать, захихикал. – Но потом поняла, что, упоминая ее, я оскверняю понятие о настоящей женской дружбе. Так что я начну с менее раздражающих меня личностей – с моих бывших.
Полли была на высоте. Даже со своими ядовитыми шуточками в адрес Тани – она всегда была хороша в том, что любит.
Таню эти шутки совершенно не задевали, потому что она знала Полли, знала, что через юмор она выплескивает свою боль, а еще, она никогда не шутит про тех, до кого ей нет никакого дела.
Стендап был ее страстью, ее мечтой. И сейчас, сидя в первом ряду и оглядываясь по сторонам, слыша смех зрителей, аплодисменты и видя, как Полина мастерски общается с публикой, Таня гордилась ею до посинения.
Гордилась тем, что они друзья, потому что знала – не существует такой ссоры, которая раскидает их в разные стороны навсегда. Они все равно вернутся друг к другу рано или поздно. Слишком близка связь. Слишком они органичны вместе.
Таня сдержала данное себе слово.
Она слушала концерт от начала и до конца, и каждое слово, сказанное Полиной, было поймано ей. Она от души смеялась над ее шутками и восхищалась тем, как легко, как гармонично они звучат. Она прекрасно знала, как много труда в это вложено, и то, что этот труд не ощущался, то, что монолог лился рекой, одним плавным потоком, это дорогого стоило.
Было бы полнейшим враньем, если бы Таня сказала, что не чувствовала кожей присутствие психа за своей спиной. Что она не ощущала его запах, не ловила затылком чужие взгляды, не слышала дыхание и смех практически на своей коже.
Она все чувствовала и все слышала.
И мурашки бежали по ее телу ежесекундно, но это был вечер Полли. Ее триумф, день, к которому она долго шла. И Таня отчаянно хотела перестать быть эгоисткой хоть раз в жизни, посвятить себя и все свое внимание ей, как бы сложно это ни было. Полли заслужила это. А Таня заслужила быть рядом с ней в такую минуту.
Когда Полли, раскрасневшаяся от восторга, завершила концерт стандартной фразой «У меня все. Надеюсь, вы не пожалели о потраченном времени и деньгах», Таня вскочила на ноги вместе с другими людьми и начала аплодировать ей, отбивая ладони.
Ее переполняла гордость и удовольствие. Это было не просто дружеское «спасибо», посланное Полине через толпу. Она аплодировала, как фанатка. Она снова чувствовала себя живой, потому что юмор Полли был так близок ей. Она снова вспомнила о том, почему они вместе. Почему они лучшие друзья и почему, даже пропуская друг друга через мясорубку обидных слов, они всегда притягиваются обратно. Несмотря ни на что.
Вот поэтому.
Потому что они могут смеяться над одними и теми же вещами.
Полина с благодарностью принимала цветы, которые ей приносили из зала, а Таня просто стояла на своем месте в ожидании, когда же она сможет подойти к ней.
Еще пара лет, и Полина будет собирать залы, а не маленькие ресторанчики. И не раз в полгода, а каждый день. И это будет ее жизнью, а Таня будет рядом с ней, даже если она пошлет ее куда подальше. Будет стоять с букетом и ждать, когда очередь рассосется.
Таня поймала ее взгляд через толпу, и дыхание перехватило.
Полли права, она та еще сука. Но также Таня знала, что Полли тоже та еще сука, поэтому, когда она посмотрела на нее, Таня улыбнулась виновато и поймала точно такой же взгляд в ответ.
После чего она поклонилась и двинулась в сторону двери, ведущей в служебное помещение. Таня шагнула за ней, чтобы догнать, но вдруг почувствовала прикосновение пальцев к своему локтю.
Горячих пальцев.
Псих держал ее так, что Таня чувствовала кожей – он ей скорее руку оторвет, чем отпустит.
Повернулась, приподнимая голову. Захотелось врезать ему.
То есть, ей и до этого хотелось, но теперь... Нет, ну какого хрена он явился сюда? Не нашел другого времени? Полли вообще ему никто, нефиг ему тут делать!
– Твои пальцы случайно зацепились за мой локоть, так что, – заявила Таня и сжала губы.
Псих прищурился. Он, сволочь, выглядел еще лучше, чем всегда, хотя, казалось бы, как это возможно?! Это бесило неимоверно.
– Не случайно, – ответил он.
Таня набрала воздуха в легкие.
– Отпусти.
– Мне нужно поговорить с тобой.
– Две недели было не нужно, а теперь вдруг стало нужно?!
Черт.
Таня не должна была говорить этого. Вообще-то она собиралась быть невозмутимой. Каждый раз, представляя себе встречу с психом, она думала о том, какой равнодушной будет выглядеть, и как сердце психа разорвется на кусочки и разлетится по комнате от одного ее вида, и вот вам. Обосралась на первой же секунде.
Псих сделал какое-то движение челюстями, как будто собирался вцепиться зубами Тане в горло, но тут же взял себя в руки и медленно выдохнул.
– В последний раз, когда я пытался поговорить, ты стояла у открытой двери и молча ждала, когда я исчезну вместе со своими вещами, так что... Я понял это, как нежелание общаться.
– Ты все понял правильно.
– Тогда в чем претензия?
– Нет никаких претензий. Отпусти меня.
– Таня, нам придется рано или поздно поговорить
Они как будто были на дуэли, и псих все еще надеялся, что оба пистолета не заряжены, но, в то же время, сгорал от желания Таню пристрелить.
– Я не хочу с тобой говорить.
– Хочешь.
– Ч... чего?
Никогда еще в своей жизни она не встречала человека самоувереннее, а ведь в ее
