я смотрю в ответ, и в её взгляде всего на мгновение вспыхивает злость, которую она, впрочем, быстро прячет за робкой улыбкой.
— Где гуляла, Тань? — спрашиваю я, кажется, перебивая что-то рассказывающего Стаса.
На мой сжавшийся кулак на столешнице ложится ладонь Никиты, успокаивая. Таня это видит и явно едва сдерживает себя от ехидной улыбки, но от следующей реплики удержаться не в силах.
— Представляете, наткнулась в лесу на парочку, которая чуть ли не занималась тем самым!
При этих словах, сказанных осуждающим шёпотом, она округляет глаза и почти правдоподобно краснеет.
Знаю, что она могла иметь ввиду ту вторую парочку, но уверена, что она говорит о нас с Никитой.
Она. Всё. Видела.
Стояла за каким-нибудь деревом и наблюдала за нами.
— И как? — холодно интересуюсь я. — Понравилось смотреть?
— Что? — мечется её взгляд по ребятам, словно она не понимает, о чём я спрашиваю. — Я сразу же пошла в другую сторону! Это же... Некрасиво!
— Хватит! — вскипаю я, подскакивая на ноги. — То, что ты творишь... Довольно. Сначала подставляешь меня, затем и продохнуть не даёшь, следуя по пятам, а теперь следишь. Ты вообще нормальная, Тань? Что ты задумала? Что тебе от нас нужно?!
— Тише, Веснушка, — обхватывает мои пальцы своими Никита.
Я смотрю по сторонам, вижу, как несколько пар глаз уставились на меня, и это злит ещё сильней. Снова смотрю на Таню и напряжённо предлагаю:
— Давай, Тань, будь честной хотя бы раз за всё это время.
— Я... я тебя не понимаю, Эля...
— Эль, правда не стоит, — просит Стас.
— Серьёзно? Носимся с ней, как с инвалидом, а она всего лишь пудрит нам мозги. И с меня хватит.
Я отцепляю пальцы Никиты от своих и иду вон из столовой.
Меня бесит, что то, что должно было остаться между нами, наблюдал кто-то третий. Тем более она. Та, с которой я могу провести параллель с собой.
Я ведь тоже здесь пудрю всем мозги.
Следующие дни выдались непростыми.
Во-первых, я упрямо игнорировала Таню и вместе с тем старалась общаться с остальными не так близко. Словно мой обман ударит по ним не так сильно, если я немного отстранюсь.
Во-вторых, началась неделя футбольных соревнований.
Утром наша команда номер семь убиралась в камере у смертников (уток), а по вечерам выигрывала матчи.
Да, несмотря на распри на первой тренировке, мы отлично сработались, когда каждый занял своё место. Конкретно я стала вратарём. И неплохим. Всего один пропущенный мяч за пять игр.
Сегодня состоялся финальный матч — и это в-третьих.
А ещё это о наших отношениях с Никитой.
Мне по-прежнему было некомфортно проявлять свои чувства на виду у всех. А когда мы в редкие моменты оставались наедине, меня преследовало дурацкое чувство, что за нами кто-нибудь да следит. Знаю, что это были мои тараканы, но поделать ничего не могла. Воспоминание о том, что тогда за нами наблюдала Таня, не давало мне покоя.
И Никита не выдержал.
Наша команда выиграла у команды номер четыре. Финал! Болельщики ревели на трибунах! Мы ликовали! И Никита... Пока остальные обнимались, он... целовал меня. Нет, я вовсе не была против. Победа, да и сам поцелуй и мне вскружили голову, но...
Команда номер четыре.
В ней играли те самые ребята, с которыми я повздорила сначала на лестнице, а потом и на озере.
Именно они стали отпускать шутки ниже пояса на наш с Никитой поцелуй. Понятное дело, что их разозлил проигрыш, но здесь уже не выдержала я.
Смущение за секунду обернулось в злость, и я уже не помнила себя, кинувшись на главного осла.
Прежде чем меня от него оттащил всё тот же Никита, я успела разбить парню нос.
Видели бы вы взгляды окружающих...
Слышали бы вы с какой болью и непониманием в голосе Никита спросил, что со мной происходит...
Возможно, вы бы тоже предпочли сбежать.
В дверь комнаты кто-то вежливо стучит, отвлекая меня от сумбура в мыслях. Видеть кого-либо я не горю желанием, потому упрямо поджимаю губы и молчу. Но Станислав Викторович всё равно приоткрывает дверь и произносит:
— Я обязан тебя наказать, Эльвира, уж извини.
— Валяйте, — бросаю я, подтягивая колени к груди и обнимая их руками.
Куратор проходит вглубь комнаты, останавливается напротив окна и разворачивается лицом ко мне:
— Эльвира, ты уже не в первый раз бросаешься с кулаками на человека. Скажи, ты и раньше плохо контролировала свои эмоции, или на тебя так повлияло соседство?
На последнем слове он улыбается, намекая, что шутит по поводу Оксаны и причины её здесь прибывания, но меня это не трогает.
— Мне жаль, что я так поступила. Что насчёт наказания?
— Как давно ты общалась со своим психологом?
— А это здесь причём?
— Ответь на вопрос, пожалуйста.
— На прошлой неделе. Эта была занята футболом, если вы забыли.
— Да, всё верно, — кивает он. — Что ж... Наказание не будет строгим, как-никак, но мы выиграли турнир по футболу. Чему я искренне рад. И за что благодарен каждому члену команды, в том числе и тебе, Эля. Завтра с утра отправляйся в конюшню и работай там до обеда.
— Так мало? — удивляюсь я.
— Не хочу тебя лишать времени подготовки к предстоящим танцам, — улыбается куратор. — Но я попрошу Игоря Олеговича плотнее проработать с тобой контроль эмоций на ваших будущих встречах. Меня беспокоит твоё поведение, Эля. С учётом того, что в твоём деле нет ни слова о чрезмерной агрессии — беспокоится логично, верно? Со мной ты вряд ли станешь обсуждать личные проблемы, но подумай о том, чтобы обсудить их с профессионалом, хорошо?
Теперь мне окончательно становится стыдно. И страшно.
То, что я творю, может раскрыть мой обман раньше времени.
И вдруг становится так удивительно, что я продержалась столько времени, даже не пытаясь скрыть ото всех своё собственное «я».
Чёрт.
— Хорошо, — выдыхаю я в ответ
