по позвоночнику, все тело пульсирует, когда я наполняю ее рот своей спермой, чувствуя, как она выплескивается на ее язык, а она судорожно сглатывает. Немного струйки стекает с ее губ, капает на нижнюю губу и на подбородок. Это зрелище настолько чертовски эротично, что вызывает во мне еще одну волну удовольствия: мой член спазмирует на ее языке, когда я наблюдаю, как моя сперма вытекает на ее губы.
Она отстраняется, немного запыхавшись и покраснев, вытирает губы пальцами, а затем на ее губах играет маленькая, жеманная улыбка, когда она проводит пальцами между губами, слизывая остатки моей спермы.
— Твою мать, Елена… — Я смотрю на нее сверху вниз, чувствуя, что все еще нахожусь в оцепенении. Я протягиваю руку вниз, помогая ей подняться, пока она расправляет складки на юбке, и чувствую, что не могу полностью перевести дыхание, пока тянусь вниз, чтобы поправить свою собственную одежду.
— Мне все еще нужна помощь с молнией, — тихо говорит она, и в уголках ее губ играет маленькая улыбка.
Я должен отчитать ее. Я должен сказать ей, что это была нелепая идея, что она могла пойти разными путями и подвергнуть нас опасности. Но я не могу притвориться, что мне это не понравилось. И в одном она права, ничего плохого не произошло. Я не могу заставить себя испортить настроение, говоря о том, что могло бы случиться.
— Какие платья, по-твоему, мне стоит купить? — Спрашивает она, пока я расстегиваю ее молнию, так бесстрастно как могу, словно она только что не отсосала мой член и не проглотила мою сперму в общественной примерочной. — Думаю, точно не черное.
Это значит, я буду думать о своем члене в твоем рту каждый раз, когда увижу тебя в нем. Эта мысль приходит мне в голову, когда она поворачивается ко мне с озорной улыбкой на лице, и в тот же миг я понимаю, что именно поэтому ей нужно будет черное платье.
— Платье должно отвлекать внимание остальных, а не меня. — Я протягиваю руку и провожу пальцами по ее челюсти, проводя подушечкой большого пальца по ее нижней губе, как раз там, где несколько минут назад на нее вытекла моя сперма. — Черное платье очень отвлекает.
— Из-за того, что я только что сделала? — Улыбка растет, и я вижу, что ей нравится дразнить меня. Она наслаждается всем этим, и я не могу избавиться от чувства, что она не должна этого делать, но, похоже, для нее это не имеет значения. Она стремится извлечь максимум пользы из любой ситуации.
— Ты знаешь, что именно поэтому.
— А если я его хочу? — Она слегка морщит лоб, и я уже готов сказать ей, что возможно, это плохая идея для нее, но может быть, это не самое мудрое решение для меня, представлять ее стоящей на коленях каждый раз, когда я вижу ее в нем.
Но сама порочность этого соблазнительна.
— Бери его, — говорю я ей и понимаю, что это скорее потому, что я знаю, что это доставит ей удовольствие, больше, чем что-либо еще. — Это и темно-фиолетовое.
— Хорошо, — говорит она с улыбкой, а затем быстро, прежде чем я успеваю понять, что она делает, поднимается на носочки и целует меня.
Этого достаточно, чтобы я понял, что хочу большего, чем просто обеспечить ее безопасность. Я хочу, чтобы она была счастлива. Я хочу сделать ее счастливой.
Мои чувства к Елене Сантьяго проходят по очень, очень тонкой грани.
После того как мы купили платья, мы подбираем к ним туфли на каблуках, затем заходим в магазин косметики, чтобы взять несколько пробников косметики и духов, которыми я смогу воспользоваться.
Когда мы вернулись в мотель с едой на ужин, был уже ранний вечер.
Левин был напряжен с тех пор, как мы купили платья, и я знаю, почему. Я также знаю, что мне, вероятно, не следовало опускаться на него в примерочной, но я хотела этого. Это казалось забавным, возбуждающим, авантюрным. Это могло привести к неприятностям, но не привело. Мы оба были достаточно осторожны, чтобы это сошло нам с рук, и, насколько я могу судить, именно это имеет значение.
Я не уверена, что Левин чувствует то же самое.
Я вешаю платья в маленький шкаф, когда мы приезжаем в наш мотель, а Левин расставляет еду на ужин. Я ловлю на себе его взгляд, когда поднимаюсь, чтобы перевесить пакеты с одеждой на вешалку, и взгляд его глаз становится более горячим, чем я ожидала.
— Ты думаешь о том, чтобы я снова надела то черное платье? — Дразняще спрашиваю я, и вижу, как он слегка вздрагивает, выпрямляясь.
Не знаю, что побуждает меня продолжать, пока он пересекает комнату, чтобы выложить содержимое своих карманов на тумбочку. Я знаю, что слишком много дразню, подталкиваю, но я хочу большего. Я хочу насладиться временем, которое у меня осталось с ним, потому что если все получится и мы получим деньги, которые нам нужны, если мы уедем из Рио, то после этого я его больше не увижу.
— Ты ведь думал снять его с меня в магазине, не так ли? — Я подхожу к нему сзади, провожу пальцами по его спине и чувствую дрожь, которая проходит по нему. — Мне нравится, когда ты так обо мне думаешь.
— Но я не должен. — Левин поворачивается ко мне лицом и ловит мою руку в свою. — Мы уже не раз говорили об этом, Елена. Я не имею права даже думать о тебе.
— Почему? — Я твердо решила не оставлять это без внимания. — Почему? Потому что я моложе тебя? Я уже взрослая. Я могу принимать собственные решения. Или, потому что ты должен защищать меня? Ты прекрасно справляешься с этой задачей все время, даже когда…
— Это отвлекающий маневр. — Пальцы Левина смыкаются вокруг моего запястья, и, словно вопреки себе, он притягивает меня ближе. — Ты — отвлекающий маневр. А я должен следить за тобой, Елена. Как я могу эффективно это делать, если каждый раз, когда я смотрю на тебя, я…
— Ты что? — Я вздохнула, чувствуя, как сердце заколотилось в груди. — Что, Левин?
— Черт возьми, Елена, я…
— Что ты хочешь? — Слова прозвучали мягче, чем я хотела, хрипловато. — Что за фантазии у тебя обо мне, которые тебя так разрывают? Ты хочешь отшлепать меня? — Я впустила в свой голос дразнящую нотку, глядя на него сверху вниз. — Так вот почему ты так сходишь с ума, когда я плохо себя веду?
