Поглумиться. Дать ему почувствовать себя таким же жалким, какой чувствовала себя я. Но потом я вспоминаю, что он эти пять лет тоже провел не на острове, попивая пина коладу. Рядом с гневом зарождается боль.
— Каждый раз, когда я думаю, что слишком бескомпромиссна с тобой, Игорь, случается что-то, что доказывает — проблема явно не во мне. Ты говоришь, что хочешь нас с Тимуром вернуть, а сам… Уже не врешь, но не договариваешь. А что если через неделю тебя придут арестовывать и Тимур это увидит? А что если твои враги… А что если они вот сейчас поймут, что у тебя есть мы? Если ты представляешь угрозу для моего сына, Игорь…
— Агата, — и я, и Игорь знаем, что вот сейчас я могу сказать ужасную вещь, но правдивую. Серебрянский пытается меня тормозить. Я себя тоже — стискиваю губы. А потом решаю: нет. Правда не перестает быть правдой, если о ней не говорить.
— Если ты тогда не мог обеспечить безопасность мне, то с чего ты решил, что сейчас сможешь обеспечить ее для моего сына? Прости, но рисковать им я тебе не дам. Поэтому давай ты сначала разберешься со своими делами. А потом… Может быть…
Игорь не просто смотрит на меня — сверлит взглядом. Я еле держусь, чтобы не отвести свой.
Точно так же, как и он, не знаю, что будет правильным. Действую интуитивно.
— Так ты хотела бы, чтобы я посвящал тебя во все или я нужен тебе только без своих проблем? — голос бывшего мужа отдает сталью. Мне и самой больно, хочется тут же броситься убеждать, что он неправильно меня понял. Но вместо этого я неопределенно веду плечами.
За этим моим жестом следует шумный выдох.
— А может быть вообще не нужен? И все дело в этом?
Сердце пронзает стрелой. Оно снова кровоточит. Я из последних сил держусь, чтобы не признаться, как сильно нужен.
Сейчас — ни к чему. Я хочу спокойствия. Поэтому кусаю губы и смотрю в пространство над плечом Игоря.
Кухня звенит напряжением и тишиной. Кофе дразнит рецепторы. Язык по-прежнему пощипывает из-за ожога.
Я улавливаю движение. Игорь встает, не дождавшись ответа. Закрываю глаза.
— Когда тебе надоест придумывать отмазки, Агата, позвони. Я готов извиниться за то, что поступил с тобой жестоко пять лет назад. Готов искупить. Но если всё, что тебя интересует во мне — это возможность бесконечно обвинять. Прости… У меня на свою жизнь другие планы.
Игорь не ждет ни ответа, ни встречного обвинения. Разворачивается, идет в сторону коридора. Я знаю, что делать этого не надо, но в спину ему отправляю обиженное:
— Мои планы на жизнь тебе всегда по боку! Ты только то и делаешь, что рушишь их!
И опрометчиво клянусь себе, что моего звонка он не дождется.
Чувствую себя лошадью в мыле.
Столько дел, господи. Открывать планер страшно.
Сейчас, к примеру, я готовлю сразу три блюда. Обожгла палец, сожгла кастрюльку, пересолила.
Мой ребенок рискует остаться без обеда, а я — стать худшей матерью года.
Через час мне нужно быть на объекте, а с кем оставить сына, который скорее всего будет еще и голодным — не знаю.
Не сразу распознаю трель своего мобильного.
Возможно, даже пропустила звонок. А теперь — быстро протираю руки и бегу к нему.
Звонит незнакомый номер. Хватаю.
— Алло, — сама же слышу свою одышку.
— Здравствуйте, Агата, вы оставляли запрос на поиск няни…
— Да! — перебиваю, практически вскрикнув.
Я нуждаюсь в няне, как никогда. Готова свечку каждый день ставить за здоровье человека, который согласится на эту работу.
— К сожалению, мы не нашли кандидатов, которые соответствовали бы вашему запросу. Приносим свои извинения и готовы поставить вас в лист ожидания.
Еле сдерживаюсь, чтобы не брякнуть, к чему я готова приложить их лист. Он мне сейчас — как подорожник при гангрене.
— Спасибо, поставьте.
Благодарю не от души и скидываю.
Смотрю на экран, кусаю губы.
Подозреваю, из-за Элеоноры меня внесли в какие-то черные списки. Я обзвонила уже шесть агентств, и в каждом получаю один и тот же ответ.
Игорь обещал помочь с поиском новой няни, но после этого мы в очередной раз разругались и он ушел, хлопнув дверью. Оставил меня упиваться своим благородным возмущением и правотой… Которые ни черта мне не нужны!
Но это я почему-то могу сказать только себе. А бывшему мужу — разные гадости.
Сейчас мне уже стыдно, разговор ушел не туда, мы оба в этом виноваты. Но и набрать его первым мне почему-то не дает гордость.
Наверное, я по-глупому жду компенсации за годы без него. Хочу, чтобы он делал все и даже больше. Хотя и понимаю: в нашей разлуке виноват не только он. А я… Готова была дождаться его из тюрьмы? Смогла бы день ото дня вариться в реальности, где он — в постоянной опасности. Наши свидания — редкие. Была бы я рада познакомить Тимурку с отцом в комнате для свиданий?
Думаю об этом и в дрожь бросает.
Всем сердцем ненавижу людей, которые сделали с нами это.
— Ма-а-а-ам, что-то горит!!!
Сын кричит из гостиной, я, опомнившись, оглядываюсь и выпаливаю:
— Вот черт!
Несусь назад к плите, запоздало выключаю дымящуюся кастрюлю. Вместо сельдереево-картофельного пюре у нас будет что-то полузапеченное-полуобуглившееся. Да что за напасть!!!
Включаю вытяжку и, не мигая, смотрю на свой кулинарный шедевр.
Глаза щиплет дымок и слезы из-за обиды.
Я устала… Я очень устала…
Слышу детские шаги, оглядываюсь. Тим остановился в дверном проеме, смотрит осторожно.
— Я не был голодным, мамуль…
Говорит, чтобы меня подбодрить. У меня горло сжимается.
Подхожу к нему, опускаюсь на колени, тяну к себе и обнимаю.
— Ты будешь не против пообедать сегодня у тети Маши?
Маша — одна из моих немногочисленных подруг. Мы познакомились на курсах будущих рожениц, заобщались. Нас объединила мамская тема. Только я остановилась на одном ребенке, а Маша успела родить кроме старшей дочки еще и двойню. Теперь она — счастливая мамочка в декрете, а я… Лошадь в мыле.
Тимур не очень любит гостить у посторонних, но сегодня со вздохом соглашается. Моя опора.
— Не буду против, мама, но знай… С Игорем я хотел бы больше. Мы хорошо играем…
Вымучиваю улыбку и ничего не отвечаю.
Знаю, что с Игорем хотел бы больше. Но что я ему скажу? У твоего сына — мать-неумеха? Ни режим организовать не может ребенку, ни обедом накормить.
— Беги собирай
