карапуза в трусишках, властно раскинувшегося поперёк кроватки. И потянуло вдруг опуститься на колени…
– Вот! – прильнув к плечу, с гордостью шепнула Славка. – Это Мирон. Я знаю, ты не хотел… Но я сделала по-своему, и… В общем, вот. Это твой сын. Наш сын!
Гордеев спрятал растроганную мужскую слезу в её волосах:
– Ведьма ты, Славка! Бестолочь непослушная. Спасибо… Спасибо!
И всё-таки опустился на одно колено. Наверное, глупо со стороны и как-то по-пацанячьи, но сейчас хотелось именно этого – лёгкости и глупостей. Как и полагается по уши влюблённому балбесу. И Славка действительно восторженно зажала нос между ладошками, глядя то на колечко-цветочек, то на Гордеева.
– Блин, я такая дура… Как я могла подумать вообще, что ты… – Всхлипнула, собираясь, похоже, снова реветь. – Такая дура!
– Это что, ответ?
– Нет! В смысле да! Да, я согласна! Конечно!
Поцелуй за поцелуем, объятия всё теснее, руки всё смелее и требовательнее. Не устоять, не сдержаться от этой сладкой бури, не вытерпеть ни мгновения без близости… Но Мирон завозился, и Славка из растроганной девчонки мгновенно превратилась в чуткую мамочку:
– Так, иди в ту комнату! – скомандовала, выскользывая из объятий. – Давай, давай! Иначе он тебя испугается спросонья. Там жди, а мы сейчас…
Буквально вытолкала в коридор, на что Гордеев только счастливо рассмеялся и, прижав ухо к двери, услышал:
– Мирошка, сыночек, просыпайся! Просыпайся, крокодильчик мой масенький! Там… Там папа приехал!
– Папа! – радостный взвизг и пяточки по полу: топ-топ-топ – из комнаты в коридор. Встречать. И опять босой! Вот же ж… упрямый нелюбитель носков!
Славка выглянула в кухонное окно, и Игнат, словно почувствовав, тут же поднял голову. Махнул рукой, улыбнулся. На душе потеплело. Каждый раз теплело, когда видела его: зрелого, крепкого, бородатого. Своего. И каждый раз казалось, ну куда уж счастливее? И оказывалось, что есть ещё куда, и предела пока не чувствовалось.
А между тем Игнат, обойдя кроссовер, поднял крышку багажника и вытянул из него самую настоящую, перемотанную верёвкой ёлку!
Славка глазам своим не поверила. Вот тебе и «символ загробной жизни», вот и «повод для коллективной пьянки»! А всё лишь потому, что один маленький мальчик, впервые в жизни побывав на новогоднем утреннике в саду, потом ещё добрых полчаса отказывался уходить из зала, и лишь восторженно задрав голову выдыхал: «Ёлька!» А Дед Мороз – один взрослый, умудрённый опытом, но тоже впервые в жизни попавший на ёлку в саду дяденька, потел в своём ватном, с блёсточками халате, и, тайком смахивая умилённую слезу большой красной варежкой, не торопил…
Встретились взглядами, Игнат с улыбкой развёл руками: «А куда деваться?» Ой, да уж. Некуда. То-то сейчас визгу будет! И словно услышав эти мысли в животе мягко пихнулось, завозилось. Славка, положив ладонь на беспокойный комочек, проводила Игната взглядом до подъезда и, сняв передник, тоже пошла встречать.
Они приехали в закрытый город в Карелии четыре месяца назад. И здесь было сказочно! Спокойно, красиво. А от обилия кислорода даже голова поначалу кружилась. Правда чуть позже выяснилось, что это не только от кислорода. Но пока до увлечённой переездом, заботами по оформлению Мирона в детский сад и гнездованием на новом месте Славки дошло – срока накапало уже почти три месяца! А пока она впервые дошла до женской консультации – и вовсе все пять. Игнат к тому моменту уже рычал и обещал отвести силой, а Славка чувствовала себя хорошо и поэтому особо не заморачивалась.
– Ёлька-а-а-а! – едва увидев отца с добычей завизжал Мирон. – Ёлька-а-а! – И помчался нарезать круги по квартире, вбивая голыми пяточками головную боль соседям этажом ниже.
Правда соседи там жили хорошие, такие же молодые родители, с таким же вечным двигателем, только в двойном экземпляре.
Пока мужики убирали ёлку на балкон, Славка накрыла ужин. Не терпелось. Казалось, словно изнутри что-то распирает, проносясь вдоль позвоночника щекотливыми горячими струйками. Но она молчала. Лишь погладывала на Игната, и в ответ на его вопросительно приподнятую бровь загадочно улыбалась. Ему тоже не терпелось, она видела, и это было так умопомрачительно сладко – немного его помурыжить…
После возвращения Игната, ещё тогда, в мае, Славка долго не могла привыкнуть к мысли, что не нужно больше ждать. Не нужно бояться, что ждать уже некого. А когда впервые увидела протез – заплакала. Навдрыд. И между ними с Игнатом надолго – на целых пару часов! – повисло вдруг настороженное молчание…
Потом выяснилось, что Игнат воспринял её слёзы на свой счёт и замкнулся, а её просто накрыло запоздалым пониманием того, что именно ему довелось пережить, пока она тут, в тепле, достатке и безопасности, гадала на ромашках – ждать-не ждать, прощать-не прощать…
Но, конечно, той же ночью разобрались – страстно и неоднократно. И вообще, протез не мешал Игнату ни Мирона на шее таскать, ни Славку на руках носить. Не говоря уж об остальном…
Время шло. В гостях зачастил Док, и далеко не все разговоры с Игнатом велись при Славке – иногда её просили выйти, но чаще они собирались и уходили куда-то сами. Славка не обижалась. Наоборот, она с каждым днём всё больше проникалась мыслью, что такая вот теперь её доля – ничего не знать, но верить и поддерживать. Всегда и во всём. И она верила и поддерживала, и в этом было её счастье.
Однако к концу лета в глазах Игната ей почудилась вдруг та самая знакомая потаённая тоска. И это испугало.
– Игнат, что происходит?
– Всё хорошо.
– Да-да-да… Вот только я этот твой взгляд как облупленный знаю! Скажи честно – тебе скучно с нами? Всё, наотдыхался?
Он тогда неожиданно вспылил, словно Славка наступила на любимую мозоль:
– Ты, вообще, думаешь, что говоришь?!
А она упёрлась в ответ:
– Тогда что? Игнат, я не отстану, пока не скажешь!
Вот так и вынудила его рассказать про Карелию, закрытый город и, наверное главное – возможность продолжать службу, пусть и глубоко тыловую, но важную и любимую.
Славка долго смеялась – ну с чего он взял, что она не захочет? Что ей там будет скучно, что для неё это будет зарывание себя в глуши? Ей ведь вообще всё равно куда, хоть на край света – лишь бы с ним!..
После ужина мужики ушли играть, а Славка села слушать лекцию по дошкольной психологии – она училась теперь в крупном столичном университете по спецпрограмме дистанционного обучения, доступной для членов семей служащих закрытого города. Пока что это была программа колледжа, но Славке могла
