— Привет. — Мгновение он смотрел на меня с непроницаемым выражением лица.
Я заправила прядь волос за ухо, внезапно почувствовав себя совершенно беззащитной под фонарем на крыльце. Почувствовала себя глупой девчонкой, которая прокралась сюда тайком, как влюбленный подросток.
— Извини, что беспокою тебя.
— Все в порядке. — Его пристальный взгляд скользнул по моему телу, быстро оценивая. Дойдя до моих босых ног, он нахмурился.
Я просто пожала плечами, а затем наклонилась, чтобы поднять фильмы с коврика.
— Это для тебя. В твоей коллекции нет других жанров, поэтому я подумала, что мы начнем с моего любимого.
Он взял их у меня из рук, пробежался взглядом по корешкам и приподнял бровь.
— Фильмы ужасов?
— Есть что-то волшебное в том, чтобы два-три дня после просмотра фильма оставаться в ужасе в собственном доме.
Он усмехнулся, покачав головой. Затем отошел в сторону и кивком пригласил меня войти.
— Заходи. А то отморозишь пальцы на ногах.
— Здесь не так уж и холодно.
— Дженнсин. Внутрь.
Это было глупо и безрассудно. Нам нужно было побыть порознь, а не вместе. Но я все равно проскользнула мимо него и вошла внутрь.
— Всего на минутку. — Я собиралась пробыть здесь не более чем шестьдесят секунд, а потом уйти домой. Но в тот момент, когда я переступила порог его теплого дома, стараясь держать между нами как можно больше пространства, я уловила в воздухе легкий аромат его одеколона.
Кедр, мыло и Торен.
Вряд ли мне хватит минуты.
Я проследовала за ним через прихожую, пока он нес диски с фильмами на кухню. В гостиной был включен телевизор, по которому транслировался канал «И-Эс-Пи-Эн». Но он не пошевелился, чтобы включить другой свет, и в темноте казался воплощенным искушением.
На нем были джинсы, которые низко сидели на бедрах. Простая серая футболка обтягивала его бицепсы и грудь, подчеркивая мускулы рук. Он тоже был босиком, а волосы растрепаны. Он выглядел слегка помятым, как будто, возможно, заснул на диване.
Женщине, которая до конца своих дней будет сворачиваться калачиком рядом с ним тихими вечерами по средам, повезет больше, чем она могла себе представить.
— Спасибо. — Он положил диски с фильмами на стойку. — Для чего они?
— На прошлой неделе, когда я увидела тебя в спортзале, ты казался грустным. Я подумала, что они могут тебя развеселить.
— Фильмы ужасов поднимают тебе настроение?
— Да. — Я кивнула. — Вообще-то, так и есть. Они выводят меня из себя.
— А. — Он снова просмотрел названия и вытащил «Парень-каратист 2».
— Ты считаешь это фильмом ужасов?
— Нет. — Я улыбнулся. — Мне показалось, что у тебя его нет. После просмотра всех тех, что я позаимствовала, он показался мне хорошим, и я взяла его напрокат. Решила, что он должен быть у тебя в коллекции.
— А. — Он некоторое время изучал его. — У меня его нет.
— Тебе не нравится?
— Никогда его не видел.
— О. Он хорош. Наверное, один из моих любимых.
Он прислонился бедром к столешнице и скрестил руки на груди.
— Почему? Он, что, не такой банальный, как другие?
— О, он банальный. Но он борется за нее. В буквальном смысле.
Что-то в этом фильме так сильно задело меня, что я расплакалась. Те слезы, которые ты проливаешь, когда тебя переполняют эмоции, они выплескиваются наружу.
Может быть, потому, что я не была уверена, что когда-нибудь кто-то будет бороться за меня.
Торен что-то промычал и опустил подбородок. Сцена на экране сменилась, в комнате стало ярче, и я смогла лучше рассмотреть его лицо. На его подбородке появилась щетина. Она была гуще, чем обычно, как будто он не брился несколько дней.
— Ты отращиваешь бороду. — Это было отчасти утверждение, отчасти вопрос, отчасти надежда.
Он повел плечом.
Это означало «да».
Он отращивал бороду. Для меня.
Ладно, может быть, для себя. Возможно, тот разговор, который у нас был несколько месяцев назад, только разжег в нем любопытство по поводу бороды. Но сегодня я собиралась присвоить себе эту заслугу. Утверждать, что борода принадлежит мне.
Даже если это было не так.
И он тоже.
Я отступила на шаг, пока у меня еще оставались силы.
— Спокойной ночи.
Но прежде чем я успела уйти, его голос, тихий, глубокий и вкрадчивый, заставил меня остановиться.
— Девятое октября — тяжелый день для меня. Это годовщина смерти моей мамы. Вот почему я выглядел грустным, когда мы виделись в спортзале на прошлой неделе.
— Торен. — Я прижала руку к сердцу. — Мне так жаль.
— Мне тоже. Она умерла давным-давно. То, что я пробежал шесть миль рядом с тобой помогло мне отвлечься от этих мыслей. Спасибо за это. Кстати, я больше никогда не буду бегать.
Я рассмеялась.
— Да ладно тебе. Ты не из тех, кто сдается.
Что-то промелькнуло в выражении его лица, почти как вызов. Вызов, который не имел ничего общего с бегом.
— Дженнсин. — Он выпрямился и встал во весь рост, не сводя с меня горящих глаз. Другого слова для этого не подберешь. Он смотрел на меня так пристально, что у меня под кожей вспыхнул огонь.
Тот же огонь, который я чувствовала несколько месяцев назад.
Мое сердце забилось слишком сильно. У меня так сдавило грудь, что я не могла дышать. Я уже давно уложилась в отведенную мне минуту, но не могла уйти. Я была словно приклеена к этому месту, плененная серо-зелеными глазами.
— Я не могу перестать думать о тебе, — его голос был не громче шепота. — Ты должна была исчезнуть.
— Ты тоже, — прошептала я.
Он тяжело сглотнул, его кадык дернулся.
— Мне нужно перестать думать о тебе. Это опрометчиво, и слишком многое поставлено на карту.
Я кивнула.
— Я знаю.
Он был прав. Он был очень, очень прав. Но я была здесь, стояла босиком в его
