форсу, Филипп направился к выходу. Высокий, статный, всегда элегантно одетый в идеально отглаженный костюм – «уход за собой, вот что отличает человека от животного, запомни это, Саша!» – и щегольские башмаки.
Деда можно было хоть сегодня снимать в рекламе одежды для богатых и знаменитых. Впрочем, он и был богатым и знаменитым. Вся столичная тусовка знала Филиппа Барышникова и считала за честь с ним дружить. Кем же была эта графиня, что смогла на всю жизнь зацепить такого человека?
* * *
– В аду сегодня день открытых дверей? – Изабелле стоило нечеловеческих усилий взять себя в руки и не упасть в обморок при виде призрака из прошлого.
Она была уверена, что это Алена вернулась, поэтому и не посмотрела в глазок, прежде чем распахнуть двери. Филипп застал ее врасплох.
Он молчал, не веря своим глазам. Перед ним была та, кого он не мог забыть сорок пять лет. Кого искал, из-за кого впервые познал муки любви и кто порой казался ему плодом воображения.
– И тебе здравствуй, Изабелла. Разрешишь войти?
– У меня есть выбор? – холодно поинтересовалась она, в глубине души радуясь, что не успела переодеться в домашнее и предстала перед Филиппом в темном платье по фигуре и с нитью жемчуга. Укладка, правда, была вчерашней, но для этого негодяя и так сойдет. Зато маникюр свежий, и она ничуть не растолстела, а вот он прибавил в весе, но, к сожалению, оставался все тем же Филиппом, поэтому ее сердце на краткий миг замерло.
– Выбор есть всегда. Но если ты меня не впустишь, мне придется остаться здесь и начать петь песни.
– Я не могу так рисковать соседями, они и так меня ненавидят.
Изабелла распахнула дверь, Филипп вошел в квартиру, на краткий миг задержался возле нее и вдохнул ее духи.
– Ты больше не любишь Кристиана Диора? Ты ведь всегда предпочитала его духи.
– На случай, если сегодня ты не выпил таблетку от склероза, напоминаю – с момента нашей последней встречи прошло сорок пять лет…
– Сорок четыре года и десять месяцев.
– Ужасно! Вдобавок ко всему ты еще и стал сентиментален, – вздохнула Изабелла, а Филипп рассмеялся:
– Зато ты ничуть не изменилась. Сделаешь мой любимый?
– Ты до сих пор любишь горящий кофе?
– Пью каждый день. Рецепт помнишь?
– С чего бы это?
Оставшись один в гостиной, Филипп с удовольствием оглядывался по сторонам. Трогал руками вещи, которые трогала Изабелла. Свечи с ароматом вишни – она всегда любила вишни в коньяке. Картина. Тот, кто ее писал, явно был в нее влюблен, он смог передать главное. Ее настоящую сущность, которую она всегда прятала под маской равнодушия и дерзости.
Филипп так засмотрелся на портрет, что не услышал, как в комнату вошла Изабелла, держа в руках поднос, на котором стояла чашка с кофе по-ирландски и два бокала шампанского.
Поставив поднос на стол, она взяла два бокала и подошла к Филиппу, протягивая ему один. Тот с удивлением уставился на шампанское, а затем широко улыбнулся. Она его простила. Простила.
– За встречу? – поднял бокал Филипп, салютуя Изабелле, а та в ответ широко ему улыбнулась и выплеснула содержимое своего бокала прямо ему в лицо.
– Мерзавец!
Рано же он расслабился. Годы ее не изменили. Медленно Филипп достал шелковый платок из кармана пиджака, промокнул лицо и стряхнул капли с нового костюма. Не страшно, отдаст в химчистку.
– Кажется, нам пора поговорить, – помедлив, сказал он.
– Я тебя слушаю.
Изабелла прошла к своему любимому креслу и села в него, поджав ноги. Кивнула Филиппу на чашку с кофе.
– Можешь не переживать, у меня сегодня утром как раз яд закончился.
Филипп криво усмехнулся. Выпив залпом свое шампанское, он поставил бокал на стол и посмотрел Изабелле в глаза.
– В тот день мне сказали, что тобой заинтересовались органы. Точнее, ты умудрилась закрутить роман с кем-то из чинов, затем бросила его ради…
– Договаривай. Я бросила Бориса ради тебя.
– Да, ты бросила Бориса ради меня, и он решил отомстить. Он знал, что у тебя есть картина Васнецова.
– Эскиз.
– Эскиз, – кивнул Филипп. – Если ты помнишь, в ту ночь мы с тобой поругались. Ты и слушать меня не захотела, обозвала ревнивым дураком, была уверена, что он тебя и пальцем не тронет. Любит.
– Я и сейчас в этом уверена, – пожала плечами Изабелла. – Зачем ты ворошишь эту старую историю?
– Затем, что в ту ночь я забрал у тебя картину, не спросив твоего разрешения. Потому что ты была упрямой дурой, а я хотел тебя спасти.
– Ты ошибаешься, – покачала головой Изабелла, – я была кем угодно, но только не дурой.
– Тем не менее меня ты слушать не захотела, а яне мог подвергать тебя опасности. Я забрал картину…
– Эскиз.
– Эскиз. А ты взяла и исчезла. Я искал тебя повсюду, чтобы ее вернуть, но ты как сквозь землю провалилась.
– Ах, как романтично. Только вот я ни слову не верю. Ты просто обокрал меня, и все. Ты меня никогда не любил.
– Ты ошибаешься, Изабелла.
– Ошибаюсь? Через сколько месяцев после начала нашего романа родился твой сын?
– Через девять, – Филипп опустил глаза. – Белла, зачем вспоминать былое?
– Позволь тебе напомнить, что это ты выпрыгнул как черт из табакерки и решил поговорить о днях давно минувших.
– Не только.
– Что «не только»?
– Я хочу вернуть тебе картину.
– Эскиз.
– Эскиз. И всегда хотел. Он твой. Я не собирался его красть.
Наступила тишина. Изабелла смотрела прямо перед собой, избегая взгляда Филиппа.
Филипп понимал, что ей нужно время. Вопрос был не в том, верит ли она ему. Вопрос был скорее в том – захочет ли она ему поверить?
Наконец Изабелла перевела взгляд на Филиппа:
– Ты будешь пить свой кофе или его выпью я?
* * *
Пить ему теперь приходилось каждый день. Каролина вышла из больницы и вернулась домой. Она снова шила свадебное платье, и то, которое ей нравилось месяц назад, ее больше не устраивало. Она изводила своими придирками людей, и несколько человек даже уволились. Наверняка побежали к Алене.
Александр становился все больше похожим на собственную невесту. Все, что предлагали ему модельеры, ему категорически не нравилось.
– Вы что, не видите, что все это вторично? Это все уже было! – Александр с трудом сдерживался от крика, общаясь с Лушей и Глашей. Не хватало еще их потерять накануне показа, который приближался с катастрофической скоростью. Уходя, Алена забрала свои эскизы. И пускай она успела только разработать бижутерию и сумки, Александр знал, что у нее была уже готова концепция коллекции, которую, впрочем, кроме Нико никто не видел. Но и он был способен описать ее исключительно прилагательными в превосходной степени:
– Крутейшие, нереальнейшие, великолепнейшие!
Самое разумное, чего ему удалось добиться от Нико, было:
– Это как будто весенние наряды, но для зимы.
На этой реплике Александр с трудом удержался, чтобы не хлопнуть себя рукой по лбу, и прогнал дурака прочь.
Помощь пришла с неожиданной стороны.
– Ну хочешь,
