— Одолжение — это дать тебе дерьмо моей собаки.
Она кивнула.
— Точно.
— Я хочу знать, для чего оно понадобилось тебе?
— Ох, сегодня в моем доме оздоровительная ночь «сделай сам». Собачье дерьмо фантастически подходит для ухода за лицом, — мило улыбаясь, проговорила она. Пустой взгляд, который послал ей, заставил ее ухмыльнуться. — Чувак. Я соберу дерьмо в коричневый бумажный пакет и сожгу на крыльце моего босса.
Еще один пустой взгляд от меня.
— Если не хочешь говорить мне правду, тогда ладно.
Из заднего кармана она достала и развернула коричневый бумажный пакет.
— Нет. Я абсолютно серьезно.
***
— Как долго это будет длиться? — спросила Фей, когда мы в четвертый раз огибали квартал с Зевсом на поводке.
— Эй, сейчас ты должна быть счастлива, что Зевс предложил тебе свои экскременты. Он весьма избирателен в вопросе тех, кто хочет получить их.
После еще нескольких кругов, Фей выдала мне свою точку зрения на все.
— К слову: я думаю, это глупо, что ты назвал такую маленькую собачью задницу Зевсом.
Я ухмыльнулся.
— Мой сын, Чарли, назвал его. Мы читали «Перси Джексон и Олимпийцы, Похититель молний» и Чарли просто влюбился в греческих богов. (Примеч. Перси «Джексон и Похититель молний» — роман в жанре фэнтези. В России был переведен и выпущен в 2009 году. Сюжет основан на древнегреческой мифологии. Это первый роман, написанный Риком Риорданом, и первая книга из серии «Перси Джексон и Олимпийцы». Продолжение серии — роман «Похитители чудовищ»). После прочтения книги мы потратили месяцы, изучая пантеон богов. Он влюбился в имя Зевс. Но потом он полюбил собаку среднего размера весом в пол килограмма, которая совершенно не походила к такому имени. Я помню, как он сказал: «Папа, размер не имеет значения. Он останется Зевсом».
Ее лицо на секунду нахмурилось перед тем, как она вернулась к своему игривому образу и закатила глаза.
— Мужик, ты действительно разыграл карту с мертвым сыном, чтобы заставить меня почувствовать себя ужасно плохо и неловко?
Я засмеялся, потому что видел игривость в ее глазах.
— Я думал, что смогу.
— Козел, — пробормотала она перед тем, как отвернуться в попытке укрыться, чтобы вытереть слезу. Я видел ее, но ничего не сказал об этом.
Зевс остановился перед пожарным гидрантом и начал делать свои дела.
— Вот, сейчас! — сказал я, хлопая в ладоши.
Через несколько секунд Фей собрала свежие какашки Зевса в пакет и затанцевала на углу улицы с ним в руках.
— Ай да молодец, ты олимпийский бог! — кричала она. Я никогда не видел никого настолько восхищенного тем, что я честно считал отвратительным.
— Ладно, пошли, — сказала она, направляясь к моему дому.
— Пошли? Пошли куда?
— Эмм, к дому моего босса, где я подожгу это дерьмо и посмотрю, как оно горит.
— Я думал, что ты шутишь насчет этого.
Она закатила глаза.
— Тристан, я шучу о размере пениса, но не о том, чтобы отнести дерьмо на крыльцо боссу.
— Но почему тебе нужно втянуть меня в это? И разве мы не слишком… старые для такого вида похождений?
— Да! — закричала она, ее голос сорвался. — Да, это абсолютно незрело для меня — хотеть выбросить дерьмо у дома моего босса. И да, это абсолютно незрело для меня — думать, что от этого я почувствую себя лучше, но, если не сделаю этого, я буду просто расстроенной и грустной. А я не могу быть грустной, потому что это будет означать, что он победил. Это значит, что, когда он позвонит мне сегодня, чтобы рассказать, что он собирается вернуться к своей бывшей жене, я пойму, что у него всегда было преимущество, хотя я думала, что оно у меня. Это значит, что этот мудак позволил мне влюбиться в него и довериться ему, только чтобы вырвать мое сердце. Я не влюбляюсь! И мне не больно! — слезы наполнили ее глаза, но она перестала моргать, потому что знала, что из-за этого они прольются. Слезы — это для нее проявление слабости, и я мог бы сказать, что последнее, чего когда-либо хотела бы Фей, это чувствовать себя слабой. — Но сейчас все, что я чувствую, это то, как все ломается внутри. Обычно я могу взять себя в руки и не развалиться на части, но я не могу даже пойти к своей лучшей подруге по этому поводу, потому что она потеряла своего чертового мужа и у нее был действительно дерьмовый год. Мне не следовало приходить к тебе, потому что, как выяснилось, у тебя тоже был дерьмовый год, но я не знала, что делать! У меня чертовски разбито сердце.
— Я имею в виду, почему кто-то делает это? Почему люди влюбляются, если это означает, что есть шанс почувствовать себя вот так? Что, черт возьми, не так с людьми?! ЛЮДИ ЧЕРТОВСКИ БОЛЬНЫ И ИСПОРЧЕНЫ! Я имею в виду, я понимаю, это ощущается хорошо, понимаешь? Любить, быть счастливым, — ее тело тряслось, пока слезы падали быстрее, чем она могла дышать. — Но когда этот магический плед срывают с тебя, он забирает с собой все счастье и светлые чувства. А твое сердце? Оно просто разбивается. Оно разбивается, и этому нет оправдания. Оно разлетается на миллион кусочков, оставляя тебя онемевшим, опустошенно глядящим на осколки, потому что ты становишься свободным, все чувства, что были однажды в твоей жизни, уходят. Ты сдаешься всему этому дерьму, что зовется любовью, и теперь ты просто уничтожен.
Я быстро притянул ее в свои объятия. Она рыдала, и я сжал ее крепче. Мы стояли на углу улицы все то время, пока она плакала, и я опустил подбородок ей на голову.
— Я думаю, что Зевс сходил в туалет на моем заднем дворе сегодня, и я уверен, что забыл убрать.
Она отстранилась и приподняла бровь.
— Правда?
Я кивнул.
Мы обыскали весь задний двор и добавили отличную коллекцию экскрементов в пакет, затем Фей забралась в мою машину, и я повез ее к дому Мэтти.
— Все идет по плану, — сказала она, сцепляя руки вместе. — Ладно, сиди в машине, я пойду, брошу дерьмо, подожгу его, постучу в дверь, быстро вернусь в машину, и мы сделали это!
— Отлично.
Она поспешила, сделав все именно так, как сказала, и, когда она запрыгнула в машину, то смеялась как ребенок.
— Эмм, Фей?
— Да? — она смеялась, качая головой в удовольствии.
— Я думаю, что его деревянное крыльцо горит.
Ее взгляд устремился к окну, где крыльцо Мэтти определенно горело.
— ДЕРЬМО!
— Точно.
Фей собралась открыть дверь, чтобы разобраться с этим, но я остановил ее.
— Нет. Если Мэтти увидит тебя, он тебя уволит.
Она остановилась.
— Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
Я гадал, как много раз она может произнести это слово до того, как это станет скороговоркой.
