— Вообще-то мы с Фрэнки собирались вечером поужинать у его брата, — сказала Серена. — Но я могу ему позвонить и все отменить.
— Нет, не надо! Пожалуй, я и сама с этим как-нибудь справлюсь! — воскликнула Лили.
— Мы побудем у тебя до шести, — сказала Сэси. — А может быть, и дольше…
— Вот и чудесно! — обрадованно воскликнула Лили. — У меня, между прочим, есть еще бутылочка вина. Сейчас принесу!
Она вскочила из-за стола и побежала на кухню, чтобы умыться холодной водой из-под крана и достать из холодильника вторую бутылку вина. Приведя себя в божеский вид и мысленно поблагодарив небеса за то, что на свете существуют вино и шоколад, она вернулась в гостиную.
Однако стоило только ее подругам уйти, как вино и шоколад утратили свою волшебную силу. Оставшись одна, Лили почувствовала себя одинокой и впала в уныние. Как это ни странно, вскоре у нее возникло нездоровое желание задушить Билли собственными руками. От этой затеи она, к ее величайшему сожалению, вынуждена была отказаться, сообразив, что уже немного поздновато расправляться с ним: ведь снимки его красоток все равно будут всплывать в ее памяти. На Брока она уже почти не сердилась, посчитав его обыкновенным курьером, принесшим ей дурные вести. Впрочем, считать его негодяем она все-таки не перестала. Утешало ее только то, что не она одна пала жертвой собственной наивности и доверчивости. Ведь и бедняжка Моника Левински тоже, вероятно, надеялась, что Билли Клинтон когда-нибудь на ней женится.
Готовность женщины поверить всему, что ей скажет мужчина, чтобы склонить ее к грехопадению, воистину не может не вызывать удивления. Лили так и не сумела разобраться в мотивах, побудивших ее позволить Броку уговорить ее стать его женой. Впрочем, не могла она никак взять в толк и то, зачем это было ему нужно. Ломать себе голову над этими загадками, однако, теперь было бессмысленно — осталось только сожалеть, что она не смогла вовремя разглядеть обман, скрывавшийся под флером его мужских чар.
Разумеется, теперь она, умудренная опытом, пропускала каждое слово, произнесенное Броком, через свой внутренний детектор лжи. Ну да черт с ним, подумала Лили, что такое, в конце-то концов, этот жалкий лгунишка Брок по сравнению с тем жутким потрясением, которое она испытала, разглядывая снимки, вырезанные из журналов!
Лили доела последнюю конфету, оставшуюся в коробке, сделала глоток вина и поймала себя на том, что ей ужасно хочется порассуждать немного вслух. На кончике языка у нее так и вертелся вопрос: «А ты знаешь, какой снимок я возненавидела сильнее других?» К счастью, Лили вовремя спохватилась и не стала одной из тех несчастных женщин, которые начинают разговаривать сами с собой уже после второго выпитого бокала вина. Кстати, а сколько бокалов сегодня она выпила? Четыре или пять? Впрочем, алкоголь — это еще не самое страшное, подумалось ей, вот шоколадом действительно не следует увлекаться, от него может начаться кариес, а это уж точно настоящий кошмар.
«Тебя взбесило фото мисс Сардинии, той грудастой красотки в туфлях на высоких шпильках, которая повисла на руке Билли», — внезапно перебил ход ее мыслей отчетливый голос, прозвучавший в голове.
Вот она, белая горячка, подумала Лили и, потупившись, посмотрела на собственный бюст.
— Я бы тоже имела такие сиськи, если бы решилась на пластическую операцию, — пробормотала она и погрузилась в сон.
Из сонного забытья ее вывела пронзительная трель телефона. Она встряхнула головой, сделала глубокий вдох и, подняв трубку, сказала:
— Алло! Кто это?
— Я тебя не разбудил? — спросил Билли. — У тебя хриплый голос. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — хрипло ответила она и непроизвольно улыбнулась, поймав себя на мысли, что уже почти готова простить ему все его грехи. — Привези мне что-нибудь поесть! Меня все бросили, и я умираю в одиночестве от голода, что лишний раз убеждает меня в том, что этот мир устроен несправедливо: человек приходит в него один и в одиночестве покидает…
Лили тяжело вздохнула, а Билли спросил:
— Сколько же ты выпила?
— Немного легкого вина, — ответила она, с трудом ворочая языком. — Но почти без закуски.
— Я не дам тебе умереть с голоду, — сказал Билли. — Никуда не уходи, я приеду через несколько минут.
Он вполне мог бы и не просить ее оставаться дома, потому что вставать с дивана Лили не собиралась. Из окошка, предусмотрительно открытого заботливой Сереной, дул освежающий ветерок. Лили поставила на пол телефон, сладко потянулась и стала гадать, какую вкуснятину привезет ей Билли. Может быть, что-нибудь из тех чудесных закусок, которые мастерски готовит Грейси? Или кусок сочной говяжьей вырезки? У нее даже потекли слюнки, когда она представила себе аппетитное жаркое, которое Билли из него приготовит. А грудастой мисс Сардинии не достанется от него ни кусочка! Что ж, ей можно было только посочувствовать.
Да и вообще, подумала Лили, какое ей дело до размера чужого бюста, когда у нее в саду растут такие чудесные цветы? Нет, определенно высший разум существует, о чем свидетельствуют хотя бы ее великолепные мелкоцветные «башмачки». Нужно непременно напомнить Билли, что он обещал ей в прошлый раз огородить ее клумбу штакетником. Лили блаженно улыбнулась, почувствовав, как все ее тело наполняется умиротворением, закрыла глаза и задремала.
Войдя в ее бунгало, Билли положил коробку с едой на кухонный стол и осторожно, на цыпочках, начал перемещаться в гостиную. По своему горькому опыту он знал, что от пьяной женщины можно ожидать любой выходки. А в том, что Лили пьяна, он после разговора с ней по телефону не сомневался. Она плохо выговаривала слова и делала странные умозаключения из обыденных вещей.
Однако на душе у него полегчало, а рот вытянулся в улыбке, как только он дошел до двери ее комнаты, распахнутой настежь, и увидел, что Лили крепко спит. Он поднял с пола упавшее шелковое одеяло, накрыл им Лили, сел за столик рядом с диваном и, положив на него проклятое досье, стал что-то выписывать из него на листок бумаги. Закончив свой таинственный труд, он сделал глубокий вдох, потряс уставшими руками, уронив их вдоль туловища, и резко выдохнул. После этого он пружинисто встал, собрал разбросанные по комнате бокалы и грязные чашки, отнес их на кухню, сложил в раковину и бесшумно покинул дом.
Лили проснулась, когда за окном уже догорал поздний летний закат. Опершись на локоть, она приподнялась, чтобы взглянуть на циферблат будильника, и ахнула: почти половина десятого, считай, что вечер пропал.
Она вновь улеглась на спину, придавленная к дивану внезапно охватившей ее тоской, посмотрела на потолок и, вспомнив, почему сейчас она совершенно одна в пустом доме, едва не расплакалась.
