девочкой одно, а любить ее…
– Думаешь, Ваня мог бы тебя из-за этого разлюбить?
– Нет. Но он имеет полное право меня не любить. Ну… точнее не влюбляться. И если я признаюсь, а он ответит, что только дружба… – Туся прикрыла глаза, видимо, представив неловкость ситуации. – Я перееду в Индию, только бы с ним больше не встретиться.
– Учитывая, что его родители дипломаты, Индия – не самый удачный выбор. Чтобы не пересекаться с Ваней, тебе достаточно жить, как жила…
– Нина, ты еще шутишь? – простонала Туся.
– Извини.
Нина посмотрела на Ваню, которого заметила еще в начале Тусиной речи. Он, видимо, зашел, чтобы позвать их на улицу, но, услышав свое имя, остановился в дверном проеме. Нина думала, что он подойдет к Тусе и что-то скажет ей, но он повернулся и вышел. Ну ладно, сами разберутся. Ванечка не дурак.
Уже стали разжигать мангал, когда скрипнула калитка. Нина быстро обернулась и тут же сжала вмиг вспотевшие ладошки. Около Никиты уже прыгал Джин. Он наклонился, чтобы погладить собаку, а в левой руке у него Нина увидела огромный букет красных, как королевская мантия, садовых роз, на которых поблескивали капли дождя. Никита увидел ее. Она не стала дожидаться, когда он подойдет к ней, сама, не отводя взгляда, не спеша пошла навстречу. Так они смогут побыть хотя бы несколько минут вдали от чужих ушей.
– Будет гроза, – сказал Никита, как только они оказались напротив друг друга, их разделял только букет цветов, – а розы перед грозой так пахнут… Извини, что задержался.
Нина покачала головой и улыбнулась:
– Ты не задержался, просто я тебя слишком сильно ждала.
Никита бросил быстрый взгляд ей за спину, потом провел ладонью по плечу.
– С днем рождения, – сказал он негромко, затем наклонился и аккуратно поцеловал Нину в щеку.
Нина вздохнула и закрыла глаза. Как все это сладко-томяще! И яркий аромат августовских роз перед грозой, и тепло его сухих губ…
– Слишком много лишних глаз для других поцелуев, – прошептал он ей на ухо.
Нина покрепче прижала букет и открыла глаза. Никита выглядел каким-то растерянно-серьезным. Может быть, даже его, двадцатилетнего парня, ситуация между ними выбивала из колеи? Он протянул ей потрепанную, очень ветхую небольшую книжечку, на обложке которой было написано: «А. А. Фетъ».
– Это самый первый сборник, аж девятнадцатого века. Там уже много стерлось, но я подумал… Это же твой любимый? Ты ведь его стих мне написала тогда, на пикнике?
Теперь Нина прижимала к груди вместе с букетом и книгу.
– Любимый, – согласилась Нина.
Никита с облегчением улыбнулся. А Нине захотелось объяснить, что это она не про Фета, а про него, про Никиту…
Прохладный воздух окрасился запахом жареного шашлыка. В беседке уютно горела теплым светом лампа. На улице стрекотали сверчки. Не стихал гомон голосов. Нина смотрела на смеющихся близких, чувствовала, как под столом Никита водит большим пальцем по ее ладони, и таяла от счастья, как будто светило жаркое июньское солнце.
Вдруг в беседке с огромным букетом цветов и не менее огромной подарочной коробкой появился папа.
– А вот и я! – сказал он весело. – Где моя почти взрослая, но все-таки еще маленькая Ниночка?
Нина вскочила и бросилась папе на шею.
– Давай, доченька, расти здоровой, будь счастливой. Я рядом, – пожелал он, вручая ей подарки.
Оглядывая стол и выбирая, где бы сесть, папа увидел Никиту и удивленно приподнял брови. Неужели мама не делилась с ним своими опасениями?
– Папа, – сказала Нина, – садись со мной… там есть свободный стул. Я хочу познакомить тебя…
– Вот как… – папа внимательно посмотрел на нее. – Ну пойдем, познакомишь.
После застолья все снова вернулись во двор и развели костер. Нина, немного поластившись, уговорила дедушку сыграть что-нибудь на гитаре.
– Ох, крутишь мной, как хочешь! – покачал головой дедушка и стал перебирать струны, видимо, вспоминая песню.
Когда по двору разнеслись первые лиричные аккорды, Даня вскочил и подал руку Нининой бабушке.
– Мадам! – сказал он, поклонившись.
– Что такое? – удивилась бабушка.
– Не откажите в танце, мадам, не разбивайте сердце юного поручика.
Бабушка засмеялась, но все-таки встала.
– Балагур и шут! – сказала она.
– Только вы учтите, поручик, что дама занята, – добавил дедушка, улыбнувшись.
– Как можно, сударь! Только танец!
Дедушка снова заиграл. К бабушке с Даней присоединились Нинины мама и папа, потом Филины друзья с их девушками. Ваня пригласил Тусю. Нина улыбалась, смотря на них на всех.
Начались слова:
Приятно вспомнить в час заката
Любовь, забытую когда-то.
Полезно вспомнить в час рассвета
Слова забытого поэта.
Нина почувствовала, как Никита берет ее за руку и тянет к танцующим. Сложно назвать вальсированием то, как они незамысловато переступали с ноги на ногу по кругу, но Нина сейчас не смогла бы вспомнить танца более изящного, чем этот.
Щедра к нам, грешникам, земля.
А небеса полны угрозы.
И что-то там еще тра-ля-ля-ля…
Перед грозой так пахнут розы.
– Ах, «перед грозой так пахнут розы», – улыбнулась Нина, заглядывая Никите в глаза.
Он улыбнулся.
– Не то чтобы я цитировал… Они и правда пахнут именно перед грозой, как тут еще выразиться…
Нина засмеялась. А Никита вдруг обнял ее крепче, так что она почти врезалась в него, и прошептал на ухо:
– У меня есть еще один подарок, но нужно умотать отсюда.
– Когда?
Нина почувствовала, как он убрал правую руку с ее талии, чтобы посмотреть на часы.
– Минут через сорок. Только надень что-то потеплее, в платье точно ночью замерзнешь.
Мы знаем все, ведь мы не дети,
Опасно жить на белом свете.
Но как не жить на свете белом,
Коль любишь жизнь душой и телом.
– Надо же тебе было родиться в такой прохладный денек! – добавил он весело.
Нина могла поспорить на что угодно, что он, как и она, не чувствовал холода.
