к списку гостей прибавились его отец и мачеха после моих длительных настояний на этом.
Неделя ушла в сплошной подготовке. Я составила список блюд, которые нужно было приготовить, потом мы целый день закупались продуктами. После последовала беготня за подарками, но самым приятным стало, конечно же, елка, которую мы с Максом вместе нарядили. А звезду на самый верх водрузила собственными ручками наша Мила. Не без нашей помощи, конечно, но сам факт!
Это было волшебное время и мне хотелось, чтобы оно никогда не заканчивалось.
До тех пор, пока толпа гостей не заявилась к нам в дом.
Шучу. Конечно же, я шучу.
Проводить время одной большой семьей было всем только в радость.
— Спасибо, что приехали к нам. Для Макса это очень много значит, пусть он и не может об этом сказать.
Я поблагодарила младшего брата мужа, с которым у нас случились ночные посиделки на кухне. Я вышла подкрепиться, кое-кто внутри рос прожорливым, прямо в папочку, поэтому совершать набеги на кухню у меня стало нормой. Там же и обнаружился Михаил в гордом одиночестве. Он пожаловался на то, что после перелета у него сбились внутренние часы, и вообще, заснуть не в своей кровати оказалось слишком сложным.
Я заварила нам какао, сделала сэндвичи и теперь мы вели неторопливую беседу. Он рассказал мне об их жизни в Праге, о том, что поначалу ему казалось диким в чужой стране, о том, как они с Алиной привыкали ко всему вместе.
Строили свой мир заново.
— Какого это? Быть родителями трех детей?
— А… понимаю, — усмехнулся Михаил, покивав головой. — Двойняшки, да?
— Да, — на мгновенье я опустила взгляд на живот, обтянутый пижамой с морскими котиками.
— Главное – не боятся. Родительство, оно, знаешь… как ездить на велосипеде. Этому не научишься заранее и стопроцентной страховки не видать, но в какой-то момент нужно просто сесть и начать крутить педали. Ехать вперед. И стараться держаться ровно. Как можно ровнее. Вы любите друг друга, я вижу это. Макс был совсем другим во времена, когда был женат на Алине. И вы ладите друг с другом. И Мила у вас вышла чудесной. Значит, и с близнецами тоже все получится. Главное – поддерживать друг друга.
— Мы постараемся, — тихо ответила я, улыбаясь. — Он хочет назвать их в вашу честь.
— Что?
— Наших мальчиков. Мишей и Миром. Я говорю, что это глупости, и в семье не должно быть повторяющихся имен, потому что это будет вызывать путаницу, но Макс непреклонен. Он хочет назвать сыновей в честь братьев, которых очень сильно любит.
Миша ничего не ответил, только улыбнулся, отводя взгляд в сторону.
— Спасибо, что дали ему шанс. Что дали шанс всей семьей стать единой.
— Я рад, что ты поспособствовала этому.
Главный день, ради которого все собрались, подкрался незаметно.
Ранним утром я встала, стараясь не разбудить мужа, но, оказалось, что мои старания оказались напрасными. Поозиравшись по сторонам, я очень быстро поняла, что Орлова в комнате нет, более того, его и след простыл.
Поднявшись с кровати и быстро приведя себя в порядок, я надела заранее приготовленный красный свитер с оленями, удобные штаны на резинке, чтобы не давили на живот и плевать, кто и что подумает, влезла в любимые кроксы.
Воможно, в прошлом Максим и привык к моделям, но теперь у него была я, милая и любимая Кикимора, у которой были свои вкусы на счет домашней одежды.
— О, надо же, где ты завалялась! — Я наклонилась вниз, придерживая живот и подняла с пола кроличью лапку, которую вчера, видимо, обронила, когда трясла рюкзак.
После того, как выяснилось, что я жду мальчиков-близнецов, с кроличьей лапкой я не расставалась. Поселилась одновременно пугающая и обнадеживающая мысль о том, что слова той женщины, когда-то встреченной в ресторане, чистая правда.
— Тебе пора на место, — с этими словами я прикрепила ее обратно к рюкзаку, ласково погладила и мысленно поблагодарила за то, что она приносит мне удачу.
А затем отправилась искать своего супруга по всему дому.
Макс обнаружился в гостиной, на первом этаже и так как на часах еще не было и шести, он находился там в полном одиночестве.
— Милый? — позвала я его, привлекая к себе внимание.
— А? Аня? Ты уже встала? — Макс обернулся и удивился, явно не ожидая меня здесь увидеть.
— Ага. Что ты тут… — В вопросе отпала нужда, когда я подняла взгляд наверх.
Портрет. Большой, нарисованный маслом портрет его деда Павла Лаврентьевича.
— Ох…
— Я заказал его у одного художника несколько месяцев назад. Закончили писать совсем недавно. Но мы так замотались с этими праздниками, подарками и гостями, что руки дошли только сейчас. Я хотел сделать это до Нового года. Это важно.
— Я все понимаю, — тихо произнесла я. Подошла ближе и взяла мужа под руку, уложила ему голову на плечо.
— Я все думаю о том, видит ли он нас? Знает ли о том, как мы стараемся походить на ту семью, о которой он так сильно мечтал?
— Я уверена, что видит. — Я всегда была верующей, и вера моя была непоколебима.
— Пока он был жив, я часто и много его разочаровывал. Почти никогда не слышал. А когда слышал, то оставался при другом мнении. Сейчас я понимаю, что многое из того, что он говорил, было правильным. Но тогда, в пору юности, мне хотелось доказать что-то всему миру. Я был одержим обидой, местью, амбициями. И лишь растеряв всех родных понял, что все это ничего не стоило. Я бы очень хотел вернуться во времени и сказать ему, что я сожалею. И делаю все, чтобы исправиться. Стать лучше. Делаю все, чтобы он мог не стыдиться того, что я его внук.
— Я думаю, что существует много всего такого, о чем мы еще не догадываемся,
