материи. Почему я должен бегать по периметру отеля и отлавливать ваши неуемные задницы? Улыбайся, мать твою, чертова идиотка.
– Ты, ну ты и… – задохнулась я, перекашиваясь в улыбке, больше похожей на оскал Пеннивайза. Эх жаль, у меня таких клыков не отросло. Как у миляги-клоуна. – Гад. Холод же тебя как брата любит. И если нас пасут, то я должна рыдать после предательства. Чем вы, кстати, Егора опоили, сволочи? Это ведь ты под него красотку подложил?
– Дура. Я его тоже люблю, поэтому и оберегаю. Год уже пасу, как сокровищницу, – хмыкнул гребаный иудушка, подхватывая меня под локоток. Показалось, что мою руку сжали стальные тиски. – Поэтому и отлавливаю не в меру активных толстушек, которые каким-то чудесным образом затмили все мысли моего названого братишки и ее бешеных подружек. Знаешь, дорогуша, их на опыты надо сдать в поликлинику.
– Я тебя сейчас сдам, – рыкнула я, борясь со сведенной судорогой челюстью.
Он втолкнул меня в фойе, как раз в тот момент, когда я прицельно лягнула чертова Михуила по голени. Не зря мы в школе с девчонками ходили на бальные танцы. Ноги у нас как у беговых кур – мускулистые и точные. Никогда не промазываем. Правда Варькина обычно бьет значительно выше. Гаденыш взвыл, но пальцев не разжал. Поволок меня по коридору не пойми куда. Молча и злобно сопя. Я судорожно соображала, как бы половчее его вырубить. Эх, вот почему, когда Варькина и Лизка мне так нужны их нет рядом. Втроем мы бы этого дурня завалили как не фиг нафиг.
– Прибыли, – ухмыльнулся предатель и толкнул неприметную дверцу под лестницей. – Знаешь. Я начинаю понимать Егора. Ты действительно необыкновенная. Совершенно космическая тупица. И ты ему подходишь невероятно. Вы как лед и пламень. Две вещи взаимоисключающие, но друг друга дополняющие.
– Я тебя найду. И мы с подружками…
– Выдернете мое сердце и сожрете с кетчупом, я знаю. Мне так сказала мелкая, когда я ее первую поймал. Эта дурища скрывалась в нише для мусора. Вторая, та, что страшная красотка, пряталась на дереве. Пришлось ее стряхивать. Она мне свалилась к ногам как груша. Думал поймаю. А потом решил, что наверное не успею. Потому что она плевалась и шипела как кошка.
– Что тебе наобещал этот упырь? Неужели что-то более стоящее, чем годы дружбы? – поинтересовалась я ехидно.
– Ты все-таки непроходимая тупица, – хохотнул Михаил.
Я ожидала, увидеть каморку, в которой проведу восхитительные предсмертные часы. Может даже похудею, если меня не станут кормить. Сдохну красивая, стройная, укутанная паучьими паутинами среди швабр и метл. Эх, жаль Холод меня не увидит. Черт, Холод. Его же спасать надо.
– Слава богу, поймал, – раздался из полумрака очень даже знакомый баритон. Я аж присела от неожиданности. Получилось похоже на куртуазный книксен, который, судя по хихиканью несущемуся из темноты, подсвеченной голубыми экранами мониторов, заценила только поганка Варькина. Неужели и они продались? Или я не врубаюсь в какой-то странный перфоманс? – Говорят, что дураки с инициативой самые опасные. Те, кто придумал меткую фразочку, просто не сталкивались с бригадой сумасшедших девок. Группа инициативных дур, гораздо страшнее татуированных якудза.
– Полик? – прошептала я, рассматривая импозантного мужчину, мало похожего сейчас на занюханного бомжа.
– Апполинарий Рюрикович Васнецов, доча, – хмыкнул дядька в форме офицера полиции.
– Полковник или генерал не пойму. И какая я тебе доча? – вредно вякнула я, – кто-нибудь мне объяснит, что происходит, пока я не начала убивать?
– Ой, – пискнула Варькина, – черт. Апполинарий Рюрикович, я забыла… Про убивать-то… Тут дело такое…
– Если вы сорвете мне операцию – убью. Мы ее готовили год почти. С тех самых пор, как покойничек воскрес. На нем куча грехов, но с поличным его ни разу взять не получилось. А тут такой шанс. Я вас урою, – взревел импозантный бомж полицейской наружности.
– Ну, это еще кто кого убьет. И вообще, почему вы нас не предупредили? – поинтересовалась Лизка.
– Все, понеслась, ответы на вопросы все потом, – радостно потер руки полковник, бросившись к экрану. – Мишаня, ребят скоординируй. Начинается.
– Слушаюсь, полкан, – ухмыльнулся Михуил и схватился за рацию.
– Спасите. Он меня убьет, – донесся из динамиков голос чертовки, совсем даже не испуганный. Я увидела пустой коридор и зажала руками рот, чтобы не заорать. Отец шел не скрываясь, размеренным шагом. В руке он нес небольшой скрипичный футляр.
– А вот и наследничек наш, – потер руки Полик.
– Слушайте, там это… – снова пискнула Варькина. Но на нее снова никто не обратил внимания.
– Кать, поздняк метаться, – хмыкнула Лизка, потирая ручонки. – Две минуты осталось.
– Две минуты до чего? – тихо спросила я, тревожно вглядываясь в монитор. – Вы же не…
Господи, как же я не догадалась сразу. Осознание обрушилось на меня как ледяной водопад.
– Так вот зачем ему Нелька. Холода решили не оставлять в живых. И я им нужна была для того, чтобы свидетельствовать в суде. Обиженной бабой легко манипулировать. Отец это знает. И меня, думает, что знает. Поэтому мне позволили увидеть, как мой любимый предается разврату с этой гадиной. Они все просчитали. Кроме носков… Черт, все под самооборону обстряпают. Папаня чужим руками жар загребет. Нелька загремит на зону, не докажет она, что шкуру свою спасала. Упырь получит наследство, – ахнула я, зажав руками рот. – Егор ему не нужен живым.
– Каких еще носков? Что ты несешь? Холод, мать его, – выдохнул Мишаня, метнувшись к двери. – Не успеем. Ребята тоже не обгонят пулю. Ты чего молчала-то раньше, когда скалилась, как Веном? Ты чертова сумасшедшая баба.
– Стоять. – рявкнул Полик. – Рано еще. Надо взять этого скота во время попытки покушения. Черт, Михаил, не успеем ведь…
– Одна минута, – хмыкнула Варькина как-то задумчиво.
В это время мой отец вошел в номер Холода. В его вытянутой старческой руке пистолет смотрелся неестественно. Я с трудом сдерживала рвущийся из груди вопль. Смотрела на палец, медленно сдавливающий курок и подыхала от бессилия.
– Все, капец котенку, – прошептала Лизка. – Сейчас начнется представленье всем на удивленье. Полик, готовь дырочку. Да на погонах. Хотя, если б не дура Варькина, не умеющая рассчитывать убойную силу своего безумного гения, дали бы тебе пинка под твою пенсионерскую задницу. И Зинкина мать бы тебя
