Делаю глубокий вдох, но это никак не успокаивает меня. Я врываюсь в холл, и в ту секунду, когда я достигаю его двери, я резко останавливаюсь, заметив его на полу, в луже собственной крови.
— Алек!
Я иду, чтобы рвануть вперед, но отскакиваю назад, когда она говорит:
— О, хорошо!
Я отскакиваю от двери, когда бодрый голос Мариссы достигает моих ушей, обнаруживая, что она приближается из коридора.
— Ты пришла ко мне.
Я просто стою там, как тупица, застыв на месте, безжизненное тело Алека видно на периферии моего зрения. Именно тогда я чувствую это, мой взгляд скользит мимо ее фигуры, но она отходит в сторону и снова оказывается в поле моего зрения.
— Я сказала своему отцу, что оставлю тебя ради него, но, думаю, я передумала. Два специализированных пожарных погибли в трагическом пожаре? — Она смеется, и на моем лбу появляется глубокая складка. — Эпично. Но, может быть, это шутка надо мной, а? — Она подходит ближе, так что я становлюсь выше. — Видишь ли, я приехала сюда, чтобы попытаться ускорить процесс, чтобы я могла вернуть своего мужа, учитывая, что он не мог вернуться домой, пока работа не была закончена.
Она наклоняет голову, тусклый блеск застилает ее глаза, в чертах лица не отражается никаких эмоций.
— Я бы поняла это намного раньше, если бы обратила внимание на знаки, но я была слишком занята поисками чего-то другого. Я имею в виду, я появляюсь здесь после нескольких месяцев отсутствия физического контакта, и мой муж не хочет заниматься со мной сексом. Он сказал, что ему нужно оставаться сосредоточенным, и то, что "мое тело в его голове" отвлечет его. Гладко, правда?
Когда мои брови поднимаются, она моргает, и ее лицо снова преображается, теперь оно ярко сияет от возбуждения, но ее глаза широко раскрыты и дикие. Она скоро сорвется. Она наверняка выстрелит.
Сумасшедшая сука.
— Ты не знала? — Она усмехается. — Ты думала, что мы трахались все это время, и все же ты пришла сюда, готовая защитить его? Боже, ты еще более жалкая, чем я.
Не может быть, чтобы то, что она говорит, было правдой.
Это так?
Она наклоняет голову, зная, что у меня кружится голова.
Неужели он действительно не…
Когда ее взгляд устремляется туда, где моя рука подсознательно переместилась, чтобы зависнуть, я замираю. Ее дикий взгляд возвращается ко мне. И затем она поднимает пистолет.
Она быстрая, но я быстрее, и я замахиваюсь металлическим прутом, ударяя ее прямо по челюсти. Она спотыкается, ее спина ударяется о стену, и пистолет выстреливает в ее руке, легкое жало освещает мою икру. Она пытается сориентироваться, но я снова поднимаю стержень и опускаю его на ее коленную чашечку со всей силой, на какую только способна. Треск раздается громко, но ее крики от невыносимой боли звучат громче, и она отлетает, падая на пол.
Кровь капает из ее губы и пореза под глазом. Ее челюсти сжимаются, светлые глаза сужаются, дрожащая рука пытается поднять пистолет, но слабые мышцы отказываются это делать. Я поднимаю левую ногу, выбивая пистолет из ее хватки, и она рычит, переводя взгляд с поднятого стержня в моей руке на меня.
— Сука, — выплевывает она, ее голова падает на стену.
Я оттягиваю стержень дальше.
— Может быть. Но не больше тебя. — И я снова бью ее прямо по лицу, надирая ей задницу.
Я бросаю оружие и врываюсь в комнату Алека, проверяю его пульс, он настолько слабый, что я беспокоюсь, что он может не выкарабкаться. Я хватаю с земли рубашку и прижимаю ее к его ране. Я бью его несколько раз, слезы текут из моих глаз, когда я смотрю на его бледнеющее тело.
— Алек, малыш, открой глаза. — Я снова бью его, переводя взгляд с пулевого ранения, которое, похоже, находится чуть ниже сердца, на его глаза. — Давай, малыш, проснись!
Ничего.
Дым сильно ударяет в ноздри, и я начинаю кашлять, когда плачу. Я поднимаю свитер, чтобы прикрыть нос, и встаю, пытаясь вытащить Алека за ноги, но его здоровенное тело не сдвинется с места, и мне нужно, чтобы он перевернулся из неудобного положения, в котором он находится, чтобы хотя бы попытаться поднять его.
— Черт! — Кричу я и бегу в коридор.
Я бросаюсь к кухне, но резко останавливаюсь, когда вижу языки пламени, пробирающиеся по линии.
— Нет, — шепчу я, оглядываясь вокруг, не находя пути отхода без костюма … который находится в гребаном гараже. — Черт возьми! — Ору я.
Я бросаюсь в ванную, дергая занавеску для душа. Я быстро включаю воду и смачиваю её как можно лучше. Я бегу с ней обратно в комнату Алека. Кладу её на его тело, надеясь, что это как-то защитит его от жара огня, если он приблизится, прежде чем я смогу… Прежде чем я смогу … что?
Я в жопе!
Я подбегаю к окну, пытаясь открыть его, но нахожу внизу винты, фиксирующие его на месте.
Эта сука все продумала.
Я поднимаю офисный стул. С глубоким криком я пытаюсь разбить окно, но стул просто отскакивает назад, из меня вырывается отчаянный смех.
Пожалуйста, скажите мне, что эти окна не небьющиеся.
Огонь подбирается все ближе. Я должна затащить его в свою комнату. Она самая дальняя от пожара и это единственный вариант на данный момент. Дым становится все сильнее и сильнее с каждой минутой, времени у нас практически нет. Я падаю на задницу, упираясь ногами в комод, согнув колени, и хватаю обе лодыжки Алека. Используя положение своих ног в качестве опоры, я тяну, пока моя спина не касается ковра, а его тело на несколько дюймов ближе к центру пола.
Он издаёт тихий звук, и я почти задыхаюсь, спеша к его лицу.
— Алек! Ты меня слышишь? — Мои глаза устремляются к нему, и я вижу, как они движутся за его закрытыми веками, прежде чем его голова снова падает на бок.
Я меняю позу, готовая снова попытаться поднять его, но дым полностью наполняет комнату, и мои глаза начинают гореть.
Я слышу стук.
Я вскакиваю, не уверенная, должна ли я схватить пистолет или позвать на помощь. Я бегу в коридор за пистолетом, а затем иду на звук стука в окно моей спальни. Я поднимаю пистолет, открывая жалюзи, и испуганные глаза Роуэна расширяются еще больше. Из меня вырывается рыдание, и я кладу руку на окно, быстро отдергивая его, когда обнаруживаю, что оно уже нагрето.
— Разбивай!
— Оукли, уйди с дороги!
Я отступаю, и он швыряет горшок для кашпо в стекло, но оно только дребезжит, фарфоровый горшок разбивается снаружи.
— Я думаю, что они бронированные, Роуэн! — Кричу я, кашляя сильнее. — И она их заперла!
Его глаза бегают, и он кивает, прежде чем снова посмотреть на меня, уголки его глаз сужаются, как перед тем, как он лжет:
— Я вытащу тебя оттуда! Просто держись.
— Она застрелила его! — Я плачу, и он сжимает губы. — Она застрелила его, Роуэн! Я не могу…
— Остановись! — Он качает головой. — Держись, Оукс. Я иду! — Я начинаю покачиваться на ногах, и его голос становится громче. — Оукли! Я…
Он разворачивается, когда за ним подъезжает автомобиль. Мне кажется, я слышу, как он еще что-то кричит, но моя голова начинает тяжелеть, зрение затуманивается, и я теряю равновесие. Я падаю на свой матрас, вокруг меня раздаются невнятные крики. Мне просто нужна минутка. Всего минутка, чтобы отдохнуть. Раздается громкий треск, за которым следует еще больше ударов, криков, а затем вес моего тела исчезает.
Комната сотрясается вокруг меня, и как раз в тот момент, когда мое горло начинает сжиматься, свежий кислород попадает мне в нос, и я кашляю, пока меня не стошнит.
— Открой глаза! — Кричит кто-то, мои плечи слегка трясутся, а затем меня осторожно кладут на траву.
— О, гребаное дерьмо, ее нога! В нее стреляли?
— Тихо.
— Боже мой, в нее стреляли!
— Я сказал, тихо!
Мои брови приподнимаются при звуке множества голосов.
— Алек… — Хриплю я, и кто-то убирает волосы с моего лица. — Где он…
— Не разговаривай. Просто дыши.
Мои мышцы напрягаются, и, клянусь, мое сердце останавливается. Я заставляю свои глаза открыться, и я встречаюсь с самым знакомым синим. Слезы льются, когда я смотрю на него, желая протянуть руку, но не имея на это сил. Его рука пробегает по линии моих волос.
