мягко обхватывает мое естество, я шумно выдыхаю через нос. Меня пробивает электрическим разрядом.
— Ого, — глаза Вики округляются, — всегда хотела тебя там потрогать.
— А почему…
— Ты знаешь ответ на этот вопрос.
Тут я уже не выдерживаю и целую ее. Жадно и глубоко, будто присосавшись к источнику с родниковой водой. Опрокидываю ее на спину, пока она не опомнилась, решительно развожу ее ноги и касаюсь ее сокровенного цветка. Влажная, и готова принять меня.
— Я хочу тебя, — шепчет на ухо, и у меня рвет крышу, как у неопытного юнца на долгом воздержании.
Пусть мне и хочется, ворваться, как дикарю, но я беру ее медленно и нежно под тихий стон, сплетая наше дыхание в один узор и вглядываясь в ее глаза. Она принимает меня без остатка, и я вновь ее целую, растворяясь в моменте густой нежности. Моя, и ей уже точно не избавиться от меня.
Царапает спину, спускается к ягодицам и впивается ноготками в кожу, требуя ускориться. Я подчиняюсь ее желанию, глотаю ее стоны и тону в волне удовольствия, что обрушивается на нас мощным клокочущим потоком. Выгибается в спине, мычит в губы и на несколько секунд мы переплетаемся в одно целое и исчезаем. С тяжелыми выдохами и вдохами выплываем, и подхватываю губами слезинку с внешнего уголка ее глаза.
Заключаю ее в крепкие объятия, прижимаю к себе и шепчу:
— Не отпущу.
— А я не убегаю, — хрипло отвечает она.
Моя. И не было в голове раньше этого слова. Ни к кому и никогда. Это чувство проросло в сердце, легкие, мышцы и кости желанием всегда быть рядом, и я хочу поделиться своим открытием с Викой. И мне больно от того, что я сопротивлялся неизбежному глупыми решениями и выборами, которым давил и ломал влюбленную девочку.
— Вика…
— М? — сонно отзывается она.
— Прости меня…
— Прости меня, — повторяет Валерий, а до меня очень туго и долго доходит смысл его слов.
Когда понимаю, что он мне сейчас сказал, то удивленно моргаю. Я не ослышалась? Или это слуховые галлюцинации на фоне слабости и сонной неги на грани дремоты?
— У меня не было цели обижать тебя, Вика, — вглядывается в глаза. — Или специально унижать. Я сам этот брак воспринимал как ловушку, в которой я… мальчик, а я всегда был вредным и капризным.
— Если бы Лада не решила тогда написать, — кусаю губы, — то, что было бы?
— А разве сейчас важно гадать, что было бы? — Валерий едва заметно хмурится.
— Я люблю задумываться о том, что было бы в любом поворотном моменте, — я слабо улыбаюсь. — Сообщения Лады очень своевременными, Валер. Случись это позже, то… боюсь, что не было бы того разговора в кабинете с моими слезами.
— Я знаю…
— И, вероятно, я бы приняла правила игры, что у тебя и у меня кто-то есть на стороне, — тихо продолжаю я. — Конечно, я бы не сразу к другим присматриваться…
— Прекрати…
— Ревнуешь? — хитро щурюсь я.
— Ревную, — честно и без улыбки отвечает он.
В груди растекается сладкая патока. Он признал, что я ему нужна и ни с кем он не желает мной делиться. Я теперь не навязанная отцом и моим дядей жена, а его женщина, к которой он никого не подпустит.
— Значит ли это, что ты в меня влюблен? — вскидываю бровь, затаив дыхание от своей наглости.
Мне простительно. Я сейчас чувствую себя так, словно выпила пару бокалов красного полусладкого. Даже голова немного кружится.
— А если я, как и ты, не понял, что был влюблен с первого перевернутого тобой стола? — от его тихого хриплого голоса бегут мурашки, а в темном взгляде тону. — И тоже испугался. А еще поверить было сложно, в договорном браке может быть что-то еще кроме выгоды, обязательств и условий.
— Не может быть влюбленности между теми, кого друг для друга подобрали родственники, — шепчу я. — Это же несусветная глупость. И ведь было бы возмутительно согласиться со словами моего дяди, что мы два идиота друг друга стоим?
— Он страшный человек.
— Вот с этим соглашусь.
Молчим несколько минут, и я шепчу:
— У меня не было вопроса прощать тебя или нет, Валер, — вздыхаю и продолжаю. — Я хотела от тебя избавиться.
Удивленно замолкаю, потому что последние слова прозвучали очень зловеще, будто я сейчас говорю, что хотела живьем закопать Валерия в лесу у трухлявого пня. Я прямо уловила в своем голосе дядю, который уже лопату приготовил и нашел подходящее местечко для очень и очень глубокой ямы.
— Ты мне не обещал верности, — натягиваю на плечи одеяло, желая под ним спрятаться от пронизывающего взгляда Валерия. — Я хотела сбежать, укрыться с Соней в одиночестве, но это что-то из грани фантастики. И я бы пожелала тебе счастья, но без меня.
— А ты бы была без меня в разводе счастлива?
— В тот момент, когда я ябедничала дяде и просила его освободить меня от брака с тобой, я думала, что буду счастлива, — честно отвечаю я. — Ты был для меня врагом.
— А сейчас?
— А сейчас я готова заснуть с тобой в одной кровати.
— Вика…
Валерий замолкает на полуслове, и я терпеливо жду, когда он решит продолжить. Мне самой непривычно, что мы так откровенно и много говорим. Мы уже давно перевыполнили свою годичную норму слов, и это очень непривычно.
— Вика я хочу быть хорошим отцом, — наконец шепчет он, — а хороший отец — это прежде всего хороший муж. Ты можешь поверить в то, что я им смогу быть?
— Если задашься этой целью.
— И у тебя должны быть свои критерии к хорошему мужу, так? — пробегает пальцами по линии моей челюсти.
— Давай начнем с простого, понятного и без намеков, — мой голос становится тверже. — Никаких связей на стороне с другими женщинами. Ты сейчас можешь это мне пообещать?
— Могу.
— Тогда обещай, — я сердито хмурюсь.
— Обещаю, — тоже хмурится в ответ, — никаких женщин кроме тебя.
— Тогда и обещаю, никаких мужчин кроме тебя, — щурюсь и понижаю голос до зловещего шепота.
