не удивилась, что он тут как тут.
– Совершенно не обязательно было за мной заезжать, Серёж. Пожалуйста, не надо так делать, – сказала Аня после приветствия.
– Как так?
– Вырастать передо мной в неожиданных местах, будто из-под земли.
Тот лишь пожал плечами и улыбнулся, пытаясь выторговать свои условия.
– Давай пока договоримся на пару дней до работы и на пару дней после? Буду встречать и забирать, так? Потом всё равно ко мне переедешь, и этот вопрос сам собой отпадёт.
Рот Ани аж приоткрылся от удивления. Чего уж чего, а наглости Мелёхину было не занимать. А ещё она опять не понимала: он подкалывает или серьёзно? Решила отвечать в его же манере.
– Пару дней до и пару дней после – это целых четыре из пяти. Я считать умею. И с чего ты взял, что к тебе перееду?
– Если хочешь, то это я к тебе могу переехать, правда, у меня, как мне кажется, комфортнее жильё, а хочешь, вместе квартиру посмотрим? Только сразу предупреждаю, у меня кот теперь есть, надеюсь, ты без предубеждений к серым наглым рожам и без аллергии на шерсть, – но когда брови Ани уползли высоко на лоб, он усмехнулся: – Анют, расслабься, пожалуйста. Я шучу, конечно, но не во всём, сама же знаешь, в каждой шутке есть… Так что там у тебя с аллергией на шерсть?
– Да… не было, кажется, – чуть растерянно отозвалась она.
– Чудесно, – довольно кивнул Мелёхин. – Садись, я хотел с тобой поговорить, на самом деле. Долго думал вчера.
Он, вроде, и с иронией это произнёс, а, вроде, и серьёзно. Иногда его лёгкий характер Аню раздражал. Хотя она ценила в мужчинах сочетание юмора и вдумчивости. В Мелёхине порой это проявлялось в идеальной пропорции. Хотя серьёзности она бы добавила ещё немного.
– Думал? Это уже необычно, – поддела она Сергея, но в машину села.
На самом деле, она тоже вчера много думала и сегодня тоже, и по дороге в сад. И даже когда слушала восторги дочери по поводу обычного вечера в детской комнате. Лера почему-то сама об этом заговорила. И дядю СерОжу вспомнила.
Они ехали в молчании, а Аня всё ждала, когда заговорит Мелёхин. Только он то ли с мыслями собирался, то ли выжидал какого-то особого момента. Аня смотрела и в окно, и на Сергея. Не могла удержаться. Ей нравилась эта его сосредоточенность на дороге и уверенность, с которой он управлял жизнью. Почему-то от его убеждённости в своих решениях и действиях, ей тоже становилось проще принять ситуацию.
В спокойной атмосфере под ненавязчивую музыку они доехали до работы.
И только заняв место на парковке и приглушив радио на минимум, Мелёхин к Ане обернулся. Он понимал, она ждала анонсированного разговора, только вот слова так просто не давались. Впервые он не понимал, как начать.
Вернее, как начать, чтобы точно добиться цели.
Сейчас на кону было слишком многое. Он понимал, что сочинять и юлить не получится. Только искренность ему поможет.
Обмен взглядами затянулся, Аня наклонила голову вперёд, вскинула брови, как бы говоря: «ну, я слушаю».
– Анют, насчёт вчера… насчёт всего, что я тебе сказал, – начал он, но запнулся на мгновение, – я не знаю, возможно, тебе хочется красивой сказки, но я пытался… пытаюсь быть с тобой честным. Говорю, как есть. Не хочу обманывать, хотя вижу, как покоробили тебя мои слова. Да, и, вероятно, мнение обо мне ухнуло куда-то туда… в пропасть, до дна, – он махнул рукой. – Но… если скажу, что я тысячу раз пожалел, что сбежал в то утро, а после не нашёл смелости всё исправить, ты мне поверишь?
Он ждал какого-то ответа, и Аня медленно кивнула, а потом добавила от себя:
– Я тоже жалею, что мне не хватило сил быть настойчивее и достучаться до тебя, когда я поняла, что беременна.
Сергей кивнул, принимая её признание.
Сейчас Мелёхин определённо был серьёзен, да и в голосе ни иронии, ни намёка на юмор. Возможно, Аня слышала сейчас то, что давно хотела от него услышать, и даже не верила, что Серёжа действительно произносит те самые слова.
– Анют, я бы сейчас всё сделал по-другому. Ни за что не ушёл бы с утра. Слышишь? Ни за что. Не оставил бы тебя. Не допустил бы этой ошибки. Тогда я действительно считал, что так лучше. Но я не могу перенестись в прошлое и сказать себе: «идиот, что ты творишь». Сейчас особенно сильно жалею, что так поступил.
Она хотела что-то сказать, но он выставил ладонь перед собой, призывая не перебивать.
– И я прошу прощения у тебя за всю боль, что причинил. И за все трудности, с которыми ты столкнулась по моей вине.
– Серёжа, если ты о дочери, то…
– Я знаю, знаю, она не проблема и не трудность, но все же я должен был быть рядом. Если бы я хоть раз с тобой связался за это время, то я и был бы. Просто понимал, что ничего приятного ты не скажешь, вот и пропал. Кому охота слышать, что он подлец? Знал же, что именно так меня и назовёшь. Хотя говорил уже, что уйти с утра без всяких пока и до свидания для меня абсолютно нормально… было.
– Было… – медленно повторила за ним Аня.
Мелёхин осторожно взял её за руку, переплетая их пальцы. Его горячая ладонь обжигала, а ещё он делился энергией. В Аню будто бы хлынул какой-то живительный поток тепла, настолько сильно её потрясли откровения Серёжи. Она ожидала, что он будет отшучиваться и юлить, но Мелёхин её удивил. Говорил искренне и с убеждением.
– Если так, Ань, то прощать ты меня не обязана, да и вообще в этой жизни никто никому ничего не должен. Но если я готов извиниться и все исправить, по крайней мере, попытаться исправить, то ты… возможно, готова дать мне… нам шанс? Может быть, твоя гордость говорит, что надо его… то есть меня проучить, чтоб неповадно было… Только если страдают оба, кому от этого хорошо? А в нашем случае, Ань, нас не двое, а трое… понимаешь?
Прикусив нижнюю губу, она кивнула.
– Понимаю.
– Ты подумаешь над моими словами?
Мелёхин замер, ожидая ответа, лишь только пальцы на её руке сжались сильнее, выдавая волнение.
– Подумаю, – пообещала она.
В голове у Ани мысли мелькали, опережая одна другую. Настоящий фейерверк из ощущений и… надежд. Только она уже однажды испытывала подобное… в то самое утро, когда он ушёл и не вернулся. Внутри похолодело, она как-то сникла. И
