Когда все заканчивается, я просто лежу в его крепких объятиях и не могу перестать улыбаться. Все это похоже на какой-то невероятный сон, и если это действительно так, то я не хочу просыпаться.
— Когда вернемся домой, ты переедешь ко мне, — говорит так, будто это уже решённое дело.
— А если я не хочу?
— А ты не хочешь? — удивляется.
В этом весь Громов! Он поверить не может, что я могу быть против.
— А у нас день признаний продолжается или уже всё?
— У нас он теперь нон-стопом идёт, так что вываливай.
— Ну… скажем так, я не сказала бы, что категорически против переезда. Просто боюсь, что быстро тебе надоем. Всё как-то… слишком стремительно развивается. А нам не о себе надо думать, а о ребенке в первую очередь.
— А я и думаю. Надо купить другую квартиру, чтобы оборудовать там детскую комнату. Мое жилище — это холостяцкая берлога. Жить там с ребенком не вариант.
Приподнимаюсь на локтях и заглядываю Громову в лицо.
— Ты что, действительно думал об этом?
— Естественно. Я, конечно, немного боюсь будущего отцовства, но ведь у меня еще есть немного времени, чтобы привыкнуть. Раз уж у нас сегодня продолжается день признаний, так уж всё тогда вываливать, — усмехается и целует меня в макушку.
Мы все-таки плаваем в бассейне, много целуемся и разговариваем. Идея Матвея побыть вдвоем начинает нравиться мне всё больше и больше. Нет никаких Юль, Кость и других раздражающих факторов.
Следующие три дня мы только то и делаем, что плаваем, загораем, едим и занимаемся любовью. Сказать, что этот отпуск лучший в моей жизни — это ничего не сказать. Можно подумать, что это у нас с Матвеем медовый месяц, а не у Юли с Костей.
И, чёрт, как бы я хорошо не относилась к Косте, но вспомнишь заразу, явится сразу. Только о них подумала, как он вдруг появился возле нашего домика. Именно в тот момент, когда я сидела на коленях у Матвея, а он кормил меня фруктами.
— Вижу, у вас здесь полная идиллия, — говорит вообще ни разу не радостно. Значит опять поругался со своей новоиспечённой женой.
Мда… не долго длилась семейная идиллия…
— Что-то случилось? — спрашивает его Громов, который, кажется, вообще не удивлён.
— Я возвращаюсь домой. Думаю, отдых стоит завершать.
— А Юля? Почему ты только о себе говоришь?
— А Юле и здесь неплохо, — хмурится. — Она вернется через несколько дней.
— Тогда мы с тобой вернемся, — вмешиваюсь уже я. — Ты ведь не против, Матвей?
— Ну, как тебе сказать... — судя по тону, Громов явно не горит желанием улетать.
— Да вам-то зачем со мной возвращаться. Отдыхайте и ни о чём не парьтесь. После рождения ребенка такой возможности может уже не быть. А я полечу. Тут мне делать нечего.
Костя уходит, а мне так его жалко становится... Ну дурак же! Так слепо любит эту Юлю! Сам видит, что она стерва двуличная, но не заканчивает все это.
— И что делать будем? — смотрю на Матвея.
— Отдыхать и наслаждаться жизнью, Марина. Костя не маленький, сам разберется. Хочет лететь, пусть летит. Я его люблю, но вытирать ему сопли не буду. У меня своя жизнь, а у него своя.
И вот вроде согласна с ним с одной стороны. Вообще-то я и сама не хочу улетать. Мальдивы действительно оказались раем. Здесь даже лучше, чем я могла себе представить. А с другой стороны, мне жалко Костю. Он совершенно один и никакой поддержки нет.
— А сколько ещё дней мы здесь будем?
— Максимум пять. Не так много, правда?
— Не много… — вздыхаю.
Возвращаться совсем не хочется. Даже не потому что хочется подольше побыть у океана. Мне, честно говоря, банально страшно. Кажется, что как только мы вернёмся обратно в Россию, всё снова вернётся на свои места. Словно здесь на острове своя магия, которая улетучиться как только мы его покинем. А я не хочу, чтобы было как раньше!
— Ну значит не будем терять драгоценного времени, — голос Громова вырывает меня из тяжёлых мыслей, а в следующую секунду он встаёт и подхватывает меня на руки.
— Что ты задумал? — хватаюсь за его плечи.
— Ничего особенного. Просто хочу принять вместе душ. Или ты против? — пока спрашивает, уже заносит меня в ванную комнату и осторожно ставит на ноги.
— Да вобщем-то нет, - улыбаюсь и сама развязываю верх от купальника.
***
***
Костя всё-таки возвращается домой уже на следующий день. Он приходит к нам, чтобы попрощаться, и просит присмотреть за Юлей.
Сказать, что его просьба мне не нравится — это ничего не сказать. Потому что видеть эту стерву — это последнее, чего я вообще хочу.
Больше всего бесит, что нам вместе с ней ещё обратно возвращаться. Единственное, что радует, так это то, что она не знает, куда мы с Матвеем переехали.
Все дни до завершения отдыха мы с Матвеем проводим вместе. Гуляем по берегу, плаваем и много разговариваем. Он рассказывает о своем детстве и студенческих годах, а я о своей семье и друзьях.
Дома я бываю не часто. Уехала из родного города сразу после окончания школы, поступила здесь в универ и осталась жить. Мой дом в трёх сутках езды от столицы, поэтому ездить туда часто нет возможности.
В день возвращения мы с Матвеем собираем чемоданы, и работник отеля забирает их, чтобы сложить в багажник такси.
— А Юля где? — оглядываюсь вокруг, пытаясь её увидеть, но этой стервы нигде не видно.
— Если не появится через минуту, поедем без неё, — раздражённо отвечает Громов, кидая взгляд на наручные часы.
И да, я таки молюсь о том, чтобы она не появилась и мы без неё уехали. Вот такая я нехорошая.
Жаль только, что в этот же момент Юля всё же появляется. И первое, что бросается в глаза — это то, что выглядит она просто ужасно. Растрёпанные волосы кое-как собраны в пучок, а из одежды на ней джинсовые шорты и какой-то помятый топ. Без косметики Юля практически не похожа на себя. Вокруг глаз тёмные круги, и лицо очень бледное…
— Едем! — кричит Громов и открывает для меня дверь такси. Сажусь на заднее сиденье, и Юля устраивается рядом со мной. Матвей — спереди, рядом с водителем.
— Что с тобой? Заболела? — спрашиваю, когда машина трогается с места. Не скажу, что мне её жалко, но выглядит она реально не очень. Так что желание помочь как-то машинально проскакивает.
— В норме я! — шипит и закрывает глаза тёмными очками.
В аэропорт едем молча. Пока Матвей разбирается с чемоданами, я решаю сходить в уборную. Юля тоже куда-то исчезает, но искать её я точно не буду. Сама вернётся перед отлётом. Как бы сказал Матвей, не маленькая, чтоб с ней нянчиться.
Сходив в туалет, выхожу из кабинки, чтобы вымыть руки, и тут же застываю, как вкопанная, потому что Юля стоит возле раковины с включенным краном и… плачет.
Ещё несколько часов назад я думала, что удивилась тому, что она ненакрашенная и нерасчёсанная. Оказывается вот где настоящий шок. Не думала, что эта женщина в принципе способна плакать. У таких как она вообще должны отсутствовать слёзные железы.
А это может означать только то, что произошло действительно что-то серьёзное.
— Эм… у тебя что-то случилось? — подхожу ближе, растерянно смотря на плачущую Юлю.
— А тебе какое дело?! — рявкает и хватается за сумку, собираясь уйти. Но в этот же момент мой взгляд падает на маленькую полоску у неё в ладони, которая хорошо мне известна.
— Ты что, беременна?! — выпаливаю и сама не верю собственным словам.
Юля замирает и крепко сжимает тест в руке. Поворачивается ко мне лицом и впивается в меня таким взглядом, словно собирается придушить ненужного свидетеля.
— Только попробуй кому-нибудь сказать! — шипит сквозь стиснутые зубы.
— Почему? Ты что, собралась сделать аборт?! — от подобной мысли кровь стынет в сосудах. Юля, конечно, дура, но ведь пойти на такое не сможет… наверное.
— Собралась! Я не планирую становиться матерью! А ты лучше держи язык за зубами! Проболтаешься кому-то, сама без своего урода останешься! — кивает мне на живот и пулей вылетает из туалета.
