кривится, но что она может сделать? Закатить безобразную сцену?
Поэтому ей ничего не остается, кроме как раствориться в толпе гостей. Небось теперь Кира ищет. Я вот даже взглядом не ищу. Чувствую, что его тут нет.
И хорошо.
Видеть его не хочу. Ненавижу, придурка.
Ненавижу Дикаева!
Кирилла Дикаева, если быть точнее. Другой Дикаев, разговаривающий с отчимом, меня не бесит.
Ловлю на себе вопросительный взгляд мамы. О, я его знаю. Именно так она смотрит на меня каждый раз, когда видит рядом со мной мальчика. Прямо начиная с седьмого класса, когда у меня выросла грудь.
Делаю ей глаза: «Нет, это не то, что ты думаешь».
Мама строит расстроенную рожицу, мол, зря, парень хорош.
Ой нет. Хватит с меня Дикаевых. Тот тоже умеет прикидываться нормальным, а на самом деле мерзавец и гад. Какие гарантии, что Дима не такой?
– Мам, я домой, – стучу ноготком по циферблату ручных часиков, показывая, что время повинности истекло.
– Ладно, – сдается она. – Но к дому сейчас такси, наверное, не прорвется…
О нет! Она это говорит для Димы, и тот послушно отзывается:
– Я на машине. Отвезу, – и представляется маме. – Дмитрий Дикаев.
По маминым глазам вижу, что она все про него у отчима выведает.
Демонстративно отпираться глупо, да и вроде как родители знают, с кем я уехала.
Пока мы забираем свою одежду, сверлю Диму взглядом.
– Что? – не выдерживает он.
– Не пойми меня неправильно, – завожу я, – я тебе очень благодарна, но что это за аттракцион невиданной щедрости и частного извоза?
– Свалить хочу, – хмыкает он. – Вечер испорчен, а это отличный предлог. Или предпочитаешь моему обществу мерзнуть в одиночестве на углу, ожидая такси?
– Нет. Просто уточнила. Ты же… ну… не имеешь никаких видов…
– На тебя?
– Ну да.
– Нет, просто отвезу домой. Я даже не знаю, как тебя зовут.
Упс. Не очень вежливо с моей стороны.
– Оля.
– Поехали, Оля. Тут кое-кто прожжет сейчас мне спину взглядом, – командует Дима и, не давая мне повертеть головой, ведет меня к машине.
И все равно, меня напрягает этот Дикаев.
Вот Кир, когда меня забрал у придурков в ночном клубе, тоже строил из себя, что я ему не интересна, а целоваться полез, поэтому я всю дорогу до дома жду от Димы подвоха.
Однако он мирно подвозит меня, не посягая ни на что.
– Спасибо, – благодарю я. – Оказывается, у вас в семье есть адекваты.
– Это смотря с кем ты меня сравниваешь, – ухмыляется он.
– С Кириллом, – поморщившись, я подтверждаю то, о чем Дима и так догадался.
– А он стал неадекватным? – удивляется Дима.
– А был другим? – отвечаю я вопросом на вопрос. – Припадочный.
– Ну он замороженный, холодный, расчетливый говнюк, – дал свою характеристику брату Дима.
– Как-то не вяжется твое описание с человеком, которого я знаю. Как сюда вписывается преследование и драка? Я бы назвала его самовлюбленным вспыльчивым ослом! – вырывается у меня.
Я догадываюсь, что по этой тираде Диме становится ясно, что я к Киру неравнодушна, и затыкаюсь.
Дима же смотрит на меня недоуменно, а потом начинает смеяться.
– Чего? – насупливаюсь я.
– Да ничего. Вот и на моей улице наступил праздник. Теперь я оторвусь, – непонятно объясняет Дима.
– В смысле? – мне требуются уточнения.
– Кир всегда меня бесил надменной рожей. А теперь его колбасит и плющит от того, над чем он столько смеялся. Страсти у вас нешуточные…
А вот теперь мне хочется треснуть и этого Дикаева.
Его послушать, так мы тут в детской песочнице ведерко не поделили! Он же не знает, что произошло!
– Какие такие страсти? – огрызаюсь я. – Глупости не говори! Он бесчувственная скотина!
– Запретные, – продолжает ржать Дима. – Те самые, что он себе запретил, чтобы, цитирую, «не выглядеть как уебищный идиот с розовыми соплями вместо мозгов».
– Придурок, – бурчу я.
– Кир? – на всякий случай уточняет Дима.
Очень хочется ответить, что они оба. Два брата-акробата. Яблочко от вишенки, и все такое. Но сдерживаюсь. Обзываться на спасителей нехорошо.
У меня начинает разрываться телефон.
Чуть не ответила на автомате.
Это Дикаев. Ишь ты, теперь он поговорить хочет! Не все еще высказал?
Я переименовываю контакт в «Мерзавец».
– Не хочешь ответить? – насмешливо спрашивает Дима, пока я роюсь в сумке в поисках ключей под аккомпанемент заново трезвонящего рингтона.
– Нет, – отрезаю я, и чтобы не оставить сомнений в моей решительности, вырубаю телефон. – Спасибо тебе за все. И за помощь. И что подвез…
– Пока-пока, Оля. Увидимся.
Уже выйдя из салона, на последнюю фразу я оборачиваюсь.
– Вряд ли. Счастливой дороги.
– Поверь мне.
Захлопываю дверцу.
Угу. Больше я никому не поверю. Козлы вы все.
Вернувшись домой, я с остервенением смываю так тщательно наложенный с маминой помощью макияж. Он почти не пострадал, несмотря на слезы.
Я невидящим взглядом смотрю в зеркало.
Как он мог?
Он все испачкал.
Мне больно. Первая любовь долго обходила меня стороной. Ничего более серьезного, чем восхищение симпатичным одноклассником и партнером по соревнованиям, в моей жизни не случалось.
И лучше бы так и оставалось.
Внутри скребет, вызывая новый слезоразлив, но я не буду плакать из-за Дикаева. Не буду. Он недостоин моих слез. Придурок. Скотина. Лживый мерзавец.
Наигрался? Просто уходи. Зачем так?
Запираюсь в своей комнате.
Сейчас я вообще не понимаю, зачем мне надо было переезжать из дома в общагу. Ну цапались с отчимом и цапались. Можно подумать, конец света. Дома хорошо. Уютно. И от того мне становится себя жалко еще сильнее.
Размазня.
О… Я злюсь. Еще как злюсь. И на Кирилла, которому лишь бы добиться своего, но еще больше я злюсь на себя.
Я, что, не видела, что он из себя представляет? Как так вышло, что я быстро забыла нашу первую встречу? Его холодный презрительный взгляд, грубые слова и этот беспардонный поцелуй. Все же с ним было ясно с самого начала. Так какого черта я развесила уши?
Поверила словам. Не только стала с ним целоваться и позволила распускать руки, я же… Он же стал первым! Это непоправимо. Ничего не изменишь. И теперь я всегда буду помнить, что мой
