кожаную спинку, ожидая.
Она сделала то же самое и продолжила:
— Твоя тетя принесла жизнь и любовь в этот дом.
— Да.
— И твоя Лу делает то же самое.
Чувствуя себя так, словно меня одурманили наркотиками, я вглядывался в каждый идеальный изгиб ее лица. У нее было лицо ангела и сердце королевы.
Не сводя с меня глаз, Джемайма провела рукой по потертости на кожаном кресле.
— Как тебе удалось отдать ее в школу? Учитывая, что на самом деле она не твоя.
Такая любознательная.
— Сфабрикованные записи о рождении. Имя ее отца было стерто из ее жизни и жизни ее матери, что было не трудно, учитывая, что он отсутствовал, и я добавил себя в качестве родителя.
Она пристально посмотрела на меня.
— Как?
Я ухмыльнулся
— Как, спрашивает она. Голубка, этот мир вращается с помощью валюты. И по правильной цене ты получишь практически все, что тебе нужно, если будешь знать, где искать.
Она скривила губы, и мне захотелось прикоснуться к ним. Своими собственными.
— И ты знаешь, где искать и как?
— Мой отец был влиятельным человеком, у которого имелись связи с мафией, работорговлей и многими другими сомнительными типами.
— Отвратительно, — сказала она насмешливым тоном. — Потому что то, что ты делаешь, абсолютно респектабельно.
— Осторожнее, Голубка, — прошептал я, мой член приподнялся, когда ее язычок выскользнул наружу, облизывая верхнюю губу.
— Или что? — прошептала она в ответ. Но, несмотря на самоуверенные слова, дурные предчувствия все еще теплились в ней.
Я просто улыбнулся, и это, похоже, встревожило ее больше, чем все, что я мог бы сказать.
— Итак, — Голубка прочистила горло и выпрямилась в кресле, — ты сказал, чтобы я нашла тебя до того, как я смогу уйти.
Я намеренно опустил взгляд на книгу у нее на коленях.
— Ты уезжаешь сегодня вечером?
— Нет, но это то, что, по твоим словам, мне нужно было сделать.
Обдумывая свой следующий шаг, я схватил дневник и ручку и положил их на приставной столик, прежде чем встать.
Джемайма невинным взглядом следила за каждым моим движением, и хотя я сказал ей, что отпущу ее, я подавил чувство вины, напомнив себе, что никогда не соглашусь на это, как и всегда.
— Ты готова заключить сделку, Голубка? — Я протянул ей руку.
Она посмотрела на мою вытянутую ладонь, а затем перевела взгляд на меня.
— Сделка?
— Это именно то, что я сказал. Ты можешь уйти, но сначала я должен попросить кое о чем в обмен на мое… гостеприимство.
Ангельский смех слетел с ее губ и превратил ее красоту во что-то неземное. Она погрозила мне пальцем.
— Я должна была знать, что за это придется заплатить.
— Я никогда не говорил обратного.
Ее улыбка исчезла, Джемайма отложила книгу и, наконец, вложила свою мягкую руку в мою.
— Хорошо. — Я наслаждался прикосновением, сжимая ее теплую ладонь в своей, и задавался вопросом, каково это — скользить языком по каждому дюйму ее кремовой кожи. — Что ты хочешь взамен?
Я знал, что она подшучивает надо мной, и делала это намеренно. Хотя, если бы Джемайма притворилась должной выплатить свой долг, чтобы покинуть мой дом, тогда она бы не испытала чувство вины.
Заметив жар в моих глазах, в моих прикосновениях и то, как нас притянуло вплотную друг к другу, она прохрипела:
— Никакого секса и никакой крови.
Голубка откинула голову назад при виде оскорбленного выражения моего лица, еще один смешок усладил мои уши и послал противоречивые сигналы органу в моей груди.
Воспользовавшись ее рассеянным состоянием, я обнял Джемайму, скользнув рукой вверх по спине и нежно обхватывая ее затылок, в то время как другой рукой прикоснулся к ее лицу.
— Мы делали это раньше, — сказал я, чувствуя, как ее сердце колотится у меня в груди, и ощущая прекрасное, неистовое биение ее пульса под моими пальцами.
— Не так, как сейчас, — прошептала она, приподнявшись на цыпочки, ее взгляд переместился на мой рот. — А потом я смогу уйти… в любое время, когда захочу? — Слова слетели с ее губ, сладкое тепло ее дыхания обжигало.
— Я бы предпочел, чтобы ты осталась, но я человек слова.
Неуверенно Джемайма положила руки мне на талию, и это прикосновение оборвало последнюю ниточку моего самообладания.
И тогда я поцеловал ее.
Я целовал с целенаправленной нежностью, пока ее дыхание не стало тяжелым, и ее губы не приоткрыли мои. Своим языком она прикоснулась к моему, и я застонал, углубляя поцелуй и ведя нас назад.
Голубка схватила меня за рубашку, а я намотал ее волосы в кулак, желая большего, нуждаясь в большем.
Древесина книжной полки впилась мне в спину, когда Джемайма обвила руками мою шею, и я поднял ее. Ногами она обвилась вокруг моей талии, а прикосновение ее грудей к моему бешено колотящемуся сердцу сделало меня слепым, неспособным делать что-либо, кроме как чувствовать.
Ее тихие стоны, когда я нежно покусывал ее губы, заставили мой член напрячься в брюках. Я издал гортанный звук, стоило Джемайме начать тереться об меня и обхватить мое лицо руками, наклоняя его для большего доступа, а затем скользнула ладонями в мои волосы.
Затем мой телефон издал звук пришедшей электронной почты, и чары были разрушены.
Джемайма чуть не упала на пол от того, как быстро оторвалась от моего рта.
— Черт, — выдохнула она, когда я крепко удерживал ее. Она посмотрела на меня снизу вверх, ее кожа была восхитительно розовой, губы — аппетитно красными, а волосы — соблазнительно спутанными, затем сглотнула и попятилась к двери.
Думай, думай, думай, ты, невыносимый идиот.
Но твердый член у меня в штанах перекрыл все функции, полностью отключив голову. Я провел дрожащей ладонью по своим растрепанным волосам, когда Джемайма торопливо пробормотала в дверях «спокойной ночи».
Она уже давно ушла, когда я пробормотал:
— До следующего раза, Голубка.
Детское восхищение от созерцания помещения вернулось, когда я провела пальцами по перилам и стенам, заглушая остатки тревоги.
Мысли о моей матери, о матери Томаса преследовали меня, когда на следующий день я гуляла по этому гигантскому дому. Не для того, чтобы сбежать, а чтобы исследовать.
Независимо от того, как сильно я старалась, мои мысли постоянно возвращались к Томасу. Я постоянно пыталась дотронуться до своих губ. И мое сердце постоянно пыталось заблокировать рациональное мышление.
В гостиной я провела пальцами по стеклу фоторамки, разглядывая пару за ним. Скорее всего, эта была единственная их фотография в этом доме, поскольку другие мне не попадались.
Томас был до
