том состоянии пытаюсь его оттолкнуть, я знаю. Но со стороны все смотрится совсем не так.
Все, все не так.
— Что вы мне подмешали? — спрашиваю сипло, мне не хватает вохдуха, чтобы вдохнуть полной грудью.
— Наркоту, — отвечает Артур, — наркоту с возбудителем. Но ты прорыгалась и вырубилась. Мы позвали Серегу, нашего человека. Он врач, спец по местным торчкам. Вколол тебе снотворное, и пока оно не подействовало, получилась вот такая веселая порнушка. Ты меня отпихивала, а на экране вышло очень даже страстно.
— Подонки, — закрываю глаза, — какие же вы все подонки.
— Да ладно тебе, — Артур сплевывает на мраморный пол, — не стошнило бы тебя, могла бы кончить. Я бы тебе подрочил, если бы себя хорошо вела. И сам бы на тебя подрочил. А так только весь кайф испортила. Думаешь приятно было тебя отмывать?
— Зачем? — шепчу, не сдерживая слез, которые просто стекают по щекам к подбородку. — Зачем, Артур? За что? Что я тебе сделала?
— Ты серьезно? — он смотрит на меня с изумлением. — Считаешь, не за что? Я запал на тебя, предложил встречаться. Я в тебя влюбился, Ангелина. А ты этого уебка предпочла, который меня из своей жизни выкинул из-за бабы. И ты думала, я это просто так оставлю?
Хватаю его телефон, бросаю о мраморный пол. Мой летит следом.
— Тварь! Какая же ты тварь!
Артур хватает меня за запястья, толкает на диван.
— Заткнись, а то правда выебу. И никакая полиция не поможет.
— Отпусти, — вырываюсь, отбиваюсь ногами, — не трогай меня, сволочь! Меня тошнит…
Видимо в моем голосе что-то его останавливает. Артур резко меня отпускает, а я лечу в прилегающую ванную комнату, и меня выворачивает желчью над умывальником.
— В полицию идти не советую, — говорит прислонившийся к косяку двери Артур, пока я хлюпаю в лицо холодной водой. — Наркоты в крови у тебя не найдут, а снотворного ты сама могла обпиться. Так что тут без шансов. А то, что я сиськи твои полизал, так это никто не докажет.
Меня колотит. Обхватываю руками плечи и прохожу мимо, стараясь его не задеть. Но Артур загораживает дорогу.
— А теперь успокойся и послушай. Не лезь к Демьяну. Это не я все придумал, это Анна Александровна. Я просто согласился ей подыграть. Но она обошлась бы и без меня. Ты ей как кость в горле, ей невестка нищенка не нужна. Уясни себе. Ты ничего против нее не сделаешь, а попрешь, будет только хуже.
Ничего не отвечаю, иду вперед, и Артур все-таки отходит. Но на полдороги окликает.
— Кстати, Ангелина. Серега спрашивал, ты случайно не беременная?
Упрямо молчу, беру сумку, подхожу к двери.
— Если беременная, тебе пиздец, — несется вслед. — Вишневская тебя со свету сживет. Мой тебе совет, если что, лучше сделай аборт. Тихо, чтобы никто и не знал.
Ангелина
— Доченька, — мама тихо зовет меня, думая, что я сплю.
Бедная. Она больше, чем я переживает.
Мне вот все равно. Реально, глубоко наплевать, что со мной будет. А главное, с ним…
— Давай я тебе бульончика свежего сварю, хочешь? Или творожка со сметанкой смешаю. Я на рынке сегодня купила, свежайшие! Будешь?
— Не хочу, — отворачиваюсь к стенке
— Так нельзя, Ангелина, — в тоне мамы сквозят трагичные нотки, — ты теперь не одна. Ты должна думать не только о себе!
— Мам, перестань, — накрываю голову подушкой, — ничего не будет.
— Что значит не будет? — мама пугается и садится рядом на кровать. — нельзя так говорить, Ангелина, нельзя! Это ребенок!
— Нет там никакого ребенка, — глухо бормочу в подушку и испытываю дикое, отчаянное желание, чтобы так и было. Чтобы никакого ребенка во мне не было.
— Нельзя так говорить, доченька, — горестно шепчет мама, — он уже есть. Он или она.
— Мне не нужен ребенок от Демьяна — поворачиваю к маме заплаканное лицо. — Я завтра иду на аборт.
Незнакомый мне врач Сергей из ночного клуба оказался прав, я беременна. Но это ненадолго. Артур дал правильный и разумный совет — сделать аборт. И я записалась в частную клинику на процедуру прерывания беременности.
Срок небольшой, аборт будет медикаментозный. И нас с Демьяном больше ничего не будет связывать.
— Доченька, — мама осторожно трогает меня за плечо, — не пори горячку. Ты же потом себе не простишь! Давай ты никуда завтра не пойдешь, а?
Разворачиваюсь и приподнимаюсь на локте.
— Зачем, мама? Мне не нужен этот ребенок. От него. Ты что, не понимаешь? Он поверил. Он поверил всем, всем кроме меня. Анне, Артуру. Друзьям. И что будет, если узнает Анна? Как думаешь?
— Не узнает, — вдруг спокойно говорит мама и убирает с моего лица нависшую прядь, — никто ничего не узнает.
— Я тебя не понимаю, — недоуменно щурюсь, мне мешает свет, льющийся из коридора.
— Я говорила с Гришей, — мама доверительно шепчет, придвинувшись ближе. — Он согласен забрать ребенка.
— Забрать? — непонимающе переспрашиваю. — Зачем?
— Ангелинка… Тут такое дело… — мама прячет глаза. — У меня есть ты, а у Гриши детей нет. И вот мы подумали… Точнее, он попросил… То есть, я согласилась… У нас с ним будет малыш!
Последнюю фразу она выпаливает, словно боится моей реакции. И мне снова становится ее жаль.
Откуда ей знать, что творится внутри меня? Я удивляюсь, что в принципе еще способна на какие-то ощущения.
— Может, я и старая, чтобы рожать, но я так рада, доченька, не представляешь, как я рада…
— Ты совсем не старая, мама, — ложусь обратно на подушку и закрываю глаза. — Ты молодая и красивая…
— Я буду ходить беременная, а тебя мы отвезем к Гришиной сестре. Она с мужем живет в селе, они очень хорошие люди. У них большой дом, свежий воздух, домашние продукты. Они согласны, Гриша уже поговорил. Мы всем будем говорить, что у меня будет двойня, и когда родится малыш, запишем его на себя. А ты молодая, у тебя вся жизнь впереди. Не ломай себе ее, дочка, прошу…
Мама говорит долго и правильно, я лежу с закрытыми глазами. Она еще некоторое время сидит рядом, думая, что я сплю, гладит меня по плечу, и наконец тихо выходит из комнаты.
Открываю глаза, смотрю в темноту. Мама говорит, впереди вся жизнь.
Ей просто так кажется. На самом деле впереди вот такая непроглядная темень. Моя жизнь рухнула и осыпалась как старый трухлявый дом.
Меня растоптали и выбросили как ненужную вещь, как старую линялую тряпку. У меня будет ребенок от человека, который никогда меня не любил.
Он даже не попробовал со мной связаться. Он даже не стал ничего