— Вы думаете, Леонид Петрович со мной предварительно говорил? Нет, я только сейчас узнала как о своем предполагаемом директорстве, так и о строительстве дегустационного зала.
— Не дрейфь, Титова, прорвемся! Ты молодая женщина, у тебя масса энергии, и я нашел ей применение.
— Но ведь я художница, — опять попыталась возразить она. — Я привыкла работать в одиночестве и людьми руководить совершенно не умею.
— Так привыкай, — ничуть не смутился от ее откровенности директор. — Сначала потренируешься на камнях, а потом и к людям перейдешь.
Он снова рассмеялся. Чувствовалось, веселье из него сегодня так и прет. С чего бы?
— А в процессе дегустации ты с народом так сдружишься — водой не разольешь! Еще мне спасибо скажешь.
— Спасибо!
— Рано, Тонечка, рано… Но затея твоя мне нравится.
— Да это, откровенно говоря, вовсе не моя затея! — сказала Тоня.
— Еще лучше! У тебя отличная подруга. Она не только нашла для тебя хорошее дело, но и не стала упоминать свое авторство. Помяни мое слово: прославишься ты на весь край не своим мастерством художника, а именно музеем и дегустационным залом!
На комплимент его высказывание совсем не походило, потому Тоня не отозвалась, а продолжала посматривать по сторонам, в очередной раз отмечая, как красива местная природа. От одного любования ею человек должен стать долгожителем, потому что цивилизация здесь почти не оказывает на него своего разрушающего действия…
Водитель у директора совхоза был опытный. Да и стал бы разве Леонид Петрович ездить с другим? Тоня видела со своего места его волосатые жилистые руки, которые не вцеплялись в баранку и даже не держали ее, а касались. И машина слушалась этих касаний, и лезла, и ползла, как пес-вожак в упряжке, повинуясь окрику каюра.
Вначале они поднимались вверх по какой-то узкой грунтовой дороге, потом долго ехали вниз и, наконец, остановились у небольшой горной речушки, которая вытекала как будто из дыры в скале.
— Где же ваша Плачущая девушка? — поинтересовался Лавр, украдкой разминаясь.
В машине он ехал, стараясь не касаться Тони и оттого неудобно скособочившись, потому что чувствовал ее напряжение и не мог понять, что с ней происходит. Неужели он ей так неприятен? Или она чего-то боится?
— Да вот же она! — Директор подвел Лавра с Тоней к какому-то камню, не сразу увиденному ими — его скрывал торчащий из скалы куст.
Собственно, девушкой этот камень можно было назвать с большой натяжкой, но главное, что удивляло, — там, где предположительно было лицо, по камню бежали тонкие струйки воды. Один из ручейков, которые во множестве стекали со скалы, падал прямо на старый корень, торчащий из скалы, и далее скатывался на голову «девушки».
— Да, здесь можно немного поработать резцом, и тогда черты лица проступят более отчетливо, — сказала Тоня мужчинам.
— И ты сможешь это сделать? — заинтересовался директор.
— Смогу, конечно, отчего не смочь, — кивнула Тоня, — потом надо места сколов немного состарить, и фигура будет что надо!
— Чувствую, Титова, что вместе с тобой прославлюсь и я, — потер руки Леонид Петрович.
— Можно подумать, вас с вашим виноматериалом кто-нибудь не знает, — хмыкнула Тоня.
— Минуточку, господа, — не слишком вежливо прервал их Лавр, — но тогда фигура эта уже не будет Плачущей девушкой, не так ли?
— Не так! — Директор подхватил его под руку и подвел ближе к фигуре. — Я уже все продумал. Мы проведем к этой природной скульптуре небольшую водяную трубку, из которой вода так же будет капать на голову и струиться по лицу. Более того, с помощью Антонины Сергеевны мы еще больше увеличим ее сходство с девушкой… Как ты думаешь, двести рублей за вход в сад камней будет не слишком дорого?
— Включая дегустацию? — уточнила Тоня.
— Да ладно, уж и пошутить нельзя!.. Я думаю, рублей пятьдесят. Чтобы хоть частично оправдать затраты…
— Какие затраты? — поинтересовалась Тоня. — Оплату моего скромного труда?
— А доставку, — разгорячился директор, — а кран, а площадку, на которую мы вывезли уже пять машин гравия?! Представляю, каких трудов будет стоить доставка остальных камней. Вряд ли они лежат возле дороги и их можно вывезти без помощи автокрана…
— Если совхозу это невыгодно, тогда зачем и затеваться?.. — фыркнула Тоня.
— Не то чтобы совсем невыгодно. Этот, как его, пиар еще никому не повредил.
— Все равно не понимаю, зачем вам пиар? — продолжала допытываться Тоня.
— Не государственные мозги у вас, сударыня. Представь, сегодня губернатор края небось и не знает, где находится наш поселок, правильно? И если обращаться к нему с какими-то своими проблемами, может и отказать. А так… Кто прославляет край, куда едут толпы туристов, где культурная жизнь бьет ключом, тем и помогать надо…
— Ну уж и ключом!
— До чего же ты вредная женщина, Титова! Недаром наши мужички-холостячки тебя боятся. Ходят вокруг, облизываются, а ближе подойти боятся…
Тоня могла бы сказать, что некоторые таки осмелились, подошли, но тут же подумала, что говорить о таком, конечно же, постесняется. Так и будет жить и в каждом мужчине видеть потенциального насильника.
Лавр с новым интересом взглянул на нее.
— Так что, сможем мы ее погрузить? — ворвался в мысли Тони голос Леонида Петровича.
Лавр вернулся к машине, вытащил из нее небольшую дорожную сумку, а уже из сумки — саперную лопатку, подошел к Плачущей девушке и осторожно стал копать у ее основания. Потрогал фигуру, пробуя, не шатается ли, и наконец кивнул каким-то своим мыслям.
— В крайнем случае придется использовать отбойный молоток, — сказал он директору.
— А она не треснет?
— Будем надеяться, — пожал Лавр плечами.
— Постойте, а где же водопады? — воскликнула Тоня, увидев, что мужчины опять идут к машине.
— Да вон они, — махнул директор, — надо через эту речушку перебраться, там другая есть, пошире. Приток Челбы…
Тоня с сожалением взглянула на свои ноги, обутые в короткие кроссовки, больше напоминающие кеды. В такую холодную воду войди — воспаление легких обеспечено.
Но долго горевать ей не пришлось. Не успела она охнуть, как Лавр подхватил ее на руки, чтобы перенести через речку.
— Вы там недолго, — крикнул им вслед директор, — а то мне еще в район ехать!
Один раз Лавр поскользнулся и, удерживая равновесие, крепко прижал ее к себе, но Тоня должна была с сожалением признать, что даже следа того самого одеколона на его коже нет.
Почему с сожалением? Потому что поняла, что ей бы хотелось знать, что тогда ночью это был он…
