— Весьма признателен.
С этими словами он повернулся, вышел в сияющий солнечный день и в первый раз с момента своего приезда сюда глубоко и облегченно вздохнул.
Десятью минутами позже Сойер затормозил перед другим унылым, запущенным строением. Маленький бревенчатый домишко с облупившейся краской и косо осевшим крыльцом стоял на углу квартала. Все соседние постройки, очевидно, знавали лучшие времена.
Некоторые дома явно пустовали; от других, пока еще обитаемых, веяло тем же смрадом запустения.
Однако тот дом, где, как надеялся Сойер, проживал сторож Мэтт Роско, выглядел по-другому. Трава перед домом (хотя ее росло тут совсем немного) была скошена. В окнах виднелись занавески, а в воздухе пахло жареным беконом.
Сойер подошёл к входной двери и постучал. На стук вышла седая женщина. Вытирая руки о фартук, она неуверенно улыбнулась посетителю.
Он несколько приободрился.
— Доброе утро, мэм. Извините, что побеспокоил вас, но я ищу Мэтью Роско. Он здесь живет?
Ее улыбка мигом пропала, и лицо приняло выражение туповатой растерянности. Надежды Сойера угасли. Тем не менее, на всякий случай он вытащил свое удостоверение.
— Детектив? — морщинки на лбу женщины стали глубже. — Не понимаю.
— Мне просто нужно задать ему несколько вопросов, только и всего, — улыбка Сойера была самой приветливой. — Он дома?
— Нет… нет. Его нет.
Проклятье!.. Сколь ни глубоко было разочарование Сойера, улыбка не исчезла с его лица.
— Вы не знаете, он скоро придет?
Он понимал, что с этой женщиной нужно действовать мягко. Хотя вид у нее был вполне дружелюбный, такие, как она, могут захлопнуть дверь перед самым носом, когда им досаждают.
— Вообще-то говоря, он здесь больше не живет.
— А вы не подскажете, где его найти?
Он и забыл, что это за мучение — рутина подобных расследований. Эта работа требует ангельского терпения, а он не ангел.
— Видите ли, миссис…
— Майерс, — ее подозрительность явно пошла на убыль. — Я его дочь.
— Все, что мне нужно, — это задать мистеру Роско несколько вопросов насчет младенца-подкидыша, который, судя по всему, несколько лет тому назад был брошен в мотеле «Тенистая дубрава».
Туповатая растерянность уступила место хмурому неодобрению.
— Я что-то не припомню, чтобы он хоть раз об этом упомянул.
— Вот почему так важно, чтобы я поговорил с ним , — Сойер особо подчеркнул последнее слово.
Она помолчала, словно решая для себя, стоит ли сообщать ему что-нибудь еще. Сойер видел, что она терзается сомнениями. По-видимому, он выдержал экзамен, потому что она в конце концов сказала:
— Он в доме престарелых в Хьюстоне. Там его опекает моя сестра. Но со здоровьем у него плоховато. Он не всегда соображает, что происходит вокруг. Понимаете, что я имею о виду? Он не сумасшедший, но немножко не в себе.
— Понимаю, миссис Майерс. Но мне хотелось бы побеседовать с ним, так что, если бы вы дали мне адрес этого дома престарелых, мне бы это очень помогло.
— Подождите минутку, я вам запишу.
Через несколько секунд она вручила ему листок бумаги. Положив эту добычу в карман плаща, Сойер улыбнулся. Чутье подсказывало ему, что этой женщине не следует предлагать деньги. Такой разительный контраст составляла она с предыдущим собеседником Сойера, хозяином мотеля, что было ясно: деньги могут ее только оскорбить. На прощание он протянул ей руку и сказал:
— Спасибо, что уделили мне время и помогли.
Женщина вложила свою шершавую руку в его ладонь и нерешительно улыбнулась:
— Надеюсь, отец вам сообщит что-нибудь полезное.
— И я надеюсь, — откликнулся Сойер и зашагал к машине. Теперь в его распоряжении была вполне основательная зацепка. Оставалось только выкроить время для поездки в Хьюстон. Впрочем, прежде всего ему следовало повидаться с клиенткой.
* * *
Кейт стояла у окна своей предвыборной штаб-квартиры и смотрела на открывающийся перед ней вид. Что за чудесный вечер, думала она. Небо переливалось огнями, словно ларец с драгоценностями. По ее ощущению, никаких чисел не могло бы хватить, чтобы сосчитать звезды. Только Бог мог бы их сосчитать — тот самый Бог, который, как она надеялась, все эти годы охранял ее дитя.
Стряхнув с себя меланхолическую задумчивость, Кейт отошла от окна и вернулась к письменному столу. Штаб-квартира гудела от бурной деятельности, словно пчелиный улей. Джинджер мелькала тут и там, как, строевой сержант-инструктор, раздавая приказы многочисленным добровольным помощникам. В ответ они радостно улыбались и козыряли.
Шум и кажущийся беспорядок завораживали Кейт. Только здесь она могла еще держаться на ногах после долгого рабочего дня в суде.
Слушание дела о происшествии в доме престарелых началось рано утром. Потом, во второй половине дня, одно дело шло за другим непрерывной чередой, и от нескончаемого сидения на месте ноги у нее затекли чуть ли не до судорог.
Она чувствовала, что ей непременно следует заскочить в штаб-квартиру, поскольку у Джинджер накопилось несколько новых агитационных видеороликов для телевидения, и Кейт должна была их просмотреть. Сейчас она была погружена в раздумья, о чем должны говорить предвыборные плакаты и где лучше их разместить. Многие из добровольцев, роившихся вокруг Джинджер, уже успели созвониться со своими друзьями и известными им организациями и заручились их согласием выставить у себя такие плакаты, когда они будут готовы.
— Кейт!
Она стремительно обернулась. Рядом стояла Джинджер, у которой от недоумения брови сошлись над переносицей.
— Там какой-то мужчина хочет тебя видеть.
— Кто он?
Джинджер пожала плечами.
— Он не назвался. Говорит, что репортер.
Кейт откинула со лба пряди, выбившиеся из прически, и тоже нахмурилась. В ее планы ни в малейшей степени не входило отвечать на вопросы какого-то назойливого репортера.
— Передай ему, что о встрече надо договариваться заранее.
— Я так и предполагал, что вы это скажете.
У Кейт просто дух захватило, когда она услышала голос Сойера. Каким-то образом она ухитрилась сохранить самообладание; ей казалось, что любое движение будет признаком ее слабости.
Сойер подошел вплотную к столу и сложил руки на груди. И вот что плохо: тяготение, которое влекло ее к нему, нисколько не уменьшилось. От него, как и всегда, исходило ощущение силы. На этот раз на нем были джинсы, шелковая рубашка и высокие ботинки. Кейт чувствовала себя крайне неудобно — и в то же время в ней, под испытующим взглядом этих пронзительных зеленых глаз, нарастала ярость.
