– Да.
– Бетти Энн рассказала мне, что произошло сегодня. Мне жаль, что кто-то взял твое письмо, но не стоит обвинять всех подряд, пока ты не будешь уверена. Это так же нехорошо, как и тогда с Джефферсоном, – добавил он.
– Мелани выглядела виноватой, – ответила я в свое оправдание.
– Может быть, но и Джефферсон выглядел виноватым, и у него репутация хулигана. Правда, это не так серьезно, как порча рояля, полагаю, но все-таки…
– Кто-то вытащил мою почту, – простонала я. – Она не могла сама попасть в мусорное ведро.
– Нет, конечно. Но это могло случиться и нечаянно.
– Письмо было открыто, это не могло быть просто случайностью. Остальные письма так же исчезли, – сказала я. Он кивнул. Его лицо стало серьезным, а глаза сузились.
– Хорошо. Я подумаю об этом, но, пожалуйста, постарайся пожить немного в мире. Ладно? – спросил он, улыбаясь. – Восстановление отеля идет прекрасно. Страховка дала нам больше, чем я ожидал. У нас все будет хорошо. Наша семья снова займет свое прежнее положение в Катлерз Коув.
Я хотела сказать ему, что для меня это не важно. Мне было все равно, вернусь ли я в этот отель. Этот отель предал моих родителей, убил их. Теперь он олицетворял для меня не ту прежнюю любовь, а зло. Но я ничего не сказала. Я знала, что дядя Филип не поймет и только попытается меня уговорить как-нибудь.
Вместо этого я сделала то, что он попросил. Я избегала ссор, упражнялась в игре на фортепиано и много гуляла по пляжу. По вечерам я читала, писала письма, разговаривала с друзьями и смотрела телевизор. У меня на стене висел календарь, и я отмечала дни, оставшиеся до приезда Гейвина. Только это и мои занятия музыкой заставляли меня подниматься по утрам.
Все улеглось, и я подружилась с миссис Стоддард. В конце концов, думала я, это не ее вина в том, что тетя Бет уволила миссис Бостон и ее пригласили работать. Джефферсону она тоже стала нравиться больше, и я стала замечать, что он становится ее любимцем. Близнецы заметили это и принялись жаловаться на нее тете Бет, которая незамедлительно начала обвинять ее в плохом качестве пищи и уборки.
Никто не может ужиться с этими людьми, думала я.
Я продолжала совершать свои ночные визиты на кладбище. Там я плакалась и жаловалась маме и папе. Обычно мне становилось после этого легче. Я больше не встречала там дядю Филипа, но однажды вечером, когда я вернулась с кладбища, как обычно, тихо вошла в дом и на цыпочках поднялась наверх, семейное перемирие неожиданно грубо закончилось.
Тетя Бет выскочила из моей комнаты, как только я достигла площадки второго этажа.
– Где ты была? – грубо спросила она. Руки она держала за спиной, как будто она что-то прятала и не хотела мне показывать.
– Я гуляла, – сказала я. – А что ты делала в моей комнате?
– Что, гуляла? Где? С кем ты встречаешься? Ты ведь встречаешься с кем-то, так? – кричала она.
– Что?
– Я же говорила тебе, – повернулась она к дяде Филипу, который появился в дверях их спальни. Он уставился на меня, но не гневно, а с неподдельным удивлением. – У тебя есть тайный приятель, так? И ты с ним где-нибудь встречаешься? – Она с отвращением покачала головой. – Ты такая же, как Ферн.
– Тетя Бет, я не знаю, о чем ты говоришь, но я хочу знать, что ты делала в моей комнате. Что у тебя за спиной? – поинтересовалась я.
Она ликующе улыбнулась и медленно вытащила руки из-за спины.
– Гадость, – сказала она и протянула «Любовника леди Чаттерли» с закладкой, которую я оставила на десятой главе.
Одного предательства достаточно
– Как ты смеешь шарить по моим шкафам и ящикам! – закричала я. – Какое право ты имеешь заходить ко мне и копаться в моих вещах? Ты мне не мать! И никогда ею не будешь! – в гневе кричала я.
Тетя Бет выпрямилась и высокомерно подняла голову. Близнецы одновременно вышли из своих спален и сонно, но с любопытством за всем этим наблюдали. Только Джефферсон не проснулся. И за это я была благодарна провидению. Он уже достаточно натерпелся от выходок тети Бет.
– Я не намереваюсь быть тебе матерью, Кристи, но мы с дядей Филипом теперь твои опекуны, что налагает на нас ответственность. И мы здесь для того, чтобы быть уверенными, что подобные вещи, из-за которых тетя Ферн так теперь знаменита, здесь не происходят, – холодно ответила она. – Я знаю, как так называемые современные девочки-подростки себя ведут, – сказала она, кивая. – Ты гораздо менее разборчива, чем я была в твоем возрасте.
– Это неправда… и ко мне это не относится! – ответила я.
– Неправда? – холодно улыбнулась она. – Тогда почему ты выделила именно эти отрывки в этой непристойной книге? – спросила она, открывая ее. Я почувствовала, что краснею. – Хочешь, я прочитаю это вслух?
– Нет! Это Ферн подчеркнула отрывки. Она подарила мне эту книжку на день рождения, чтобы подшутить надо мной. Я даже не заглядывала в нее с того самого дня.
– Разве это не букварь для тебя, не учебник по сексу? И не начитавшись ли этой книги, ты исчезаешь из дома по вечерам, чтобы попрактиковаться с каким-нибудь уличным мальчишкой? – осуждающе спрашивала она.
– Я ни с кем не встречаюсь! – крикнула я, но она больше меня не слушала. Тетя Бет была захвачена собственными мыслями и не обращала внимания на то, что говорю я или еще кто-нибудь.
– Я часто говорила Филипу, что Дон и Джимми потеряли власть над Ферн. Дошло до того, что они больше не могли контролировать ее, и она продолжала попадать в неприятные ситуации в школе. Это чудо, что она до сих пор не беременна, – заключила тетя Бет. – А теперь и ты последовала по ее грязным стопам.
– Нет!
– Только я не буду этого терпеть, – заявила она, не обращая внимания на мой протест. – Я не буду такой же мягкой и всепрощающей, какой была Дон. В конце концов репутация твоего дяди и моя навсегда связаны с твоей. То, чем ты занимаешься теперь, касается не только тебя. Твои действия отражаются также и на нас.
– Я не сделала ничего плохого! – крикнула я, и слезы потекли по моим щекам.
– И не сделаешь. Я запрещаю тебе читать подобные похотливые вещи в моем доме, – сказала она.
– В твоем доме? – пробормотала я.
Она уже считала, что полностью овладела жизнью Джефферсона и моей, нашим домом, нашим имуществом, даже нашими мыслями. И пока она напыщенно разглагольствовала и орала на меня, размахивая книгой тети Ферн перед моим лицом, дядя Филип стоял, словно статуя, с моргающими глазами и дрожащими губами.
– Я забираю эту книгу, – сказала она.
– Ты забираешь ее, чтобы самой почитать, – с ненавистью пробормотала я.
– Что? Что ты сказала? – переспросила она.
Я обхватила себя руками и уставилась в пол, не в состоянии удержаться от сотрясавших меня рыданий.
