— Мне не доставало тебя, — сказал он. — Я привык к тому, что ты здесь, Мора.
Она слегка улыбнулась ему в ответ.
Не открывая глаз, Мора ощутила мягкое прикосновение горячего лучика солнечного света, проникший через щель в занавесках. Она лежала совсем тихо, распознавая один за другим звуки просыпающегося дома, вдыхая аромат сада, росы, подсыхавшей на траве и цветах. Это было первое ощущение дневного тепла, прежде чем настал день.
Это было и нечто большее. Мора открыла глаза и села. Оглянувшись по сторонам, она удивилась, почему ее вдруг охватило чувство беспокойства и возбуждения. Для этого не было причин. Негромкие звуки вокруг были обыкновенными мирными звуками утра. Ее комната была точно такой же, какой она оставила ее вчера вечером. Зеркальце Маргарет Дермотт стояло на туалетном столике. Лучик солнечного света скользнул по его рамке и засиял радостным блеском, но это было не то. Она слышала мерное тиканье часов, лежавших неподалеку, и тихий приглушенный голос молодой служанки в коридоре. Причина была не в них.
Мора отбросила одеяло и, подойдя к окну, раздвинула занавески. Поток солнечного света согрел ее лицо и обнаженные плечи. Но ворвавшийся воздух был еще прохладен, хотя и быстро нагревался от утреннего тепла.
Она вернулась и встала перед туалетным столиком. Мора взглянула на свое лицо, с которого еще не слетел сон, на растрепанные волосы. Она задумчиво прикоснулась к серебряному зеркальцу, с любовью ощупала пальцами его тонкую рамку. И тут ее взгляд упал на нефритовый перстень Джонни, лежащий там, куда она его положила прошлым вечером.
Схватив его, она подержала перстень перед собой на вытянутой руке; подставила его под солнечный луч. Все ее утреннее беспокойство заключалось в нем.
— Конечно, — сказала она вслух. — Конечно… Это Джонни!
Мора медленно положила перстень, все еще находясь в возбуждении. Ее глаза вернулись к отражению в зеркале. Она отбросила волосы со лба.
— Дура ты! — сказала она своему отражению. — Дура ты! Ты думала, что смогла бы так удержать его на расстоянии?
Отвернувшись с неким отчуждением от зеркала, она заметила, когда начала одеваться, что ее руки слегка дрожат. От постоянного потока солнечных лучей комната стала нагреваться. Заело молнию на ее ситцевом платье, и Мора оставила его как было. Когда Мора взяла в руку гребень, молодая служанка постучалась и открыла дверь.
— Доброе утро, Роза.
— Доброе утро, мисс Мора. Вы оделись очень рано. Но, конечно это понятно, — день прекрасный!
Она поставила поднос и начала наливать в чашку с чаем молоко.
— Роза, я сейчас ничего не хочу.
— Ну, раз уж я налила, вы выпейте, ладно? Наверняка это не займет больше полсекунды.
— Ну, хорошо. — Мора закончила причесываться, допивая чай. Стало почти холодно, оттого что служанка задержалась с кем-то в коридоре, оставив дверь открытой.
— Холодно, Роза, — сказал она.
— Разве, мисс Мора? Ну, конечно, я должна сказать повару. Может быть, кухонная плита не греет как следует. А вы знаете, мисс Мора, что ваше платье не в порядке?
— Да. Мне некогда возиться с ним. — Она положила гребень. — Я должна идти.
Служанка прислушалась к ее быстрым шагам по коридору. Тут ее взгляд упал на пару туфель, которые, начистив, она только что принесла. Роза вскрикнула и бросилась с ними к двери.
— Мисс Мора! Мисс Мора!
Ответа не было и не было слышно звука ее шагов.
— Наверняка умчалась к мистеру Тому в конюшни. И в комнатных туфлях! — сказала она в изумлении.
Мора не нашла его в конюшне.
— Мистер Том уехал тренировать Люси, мисс де Курси, — сказал конюх.
— Вы не знаете, в каком направлении? Конюх сдвинул кепку на затылок:
— Не могу сказать наверняка… Но обычно по утрам, если жарко, он едет по тропе вдоль стены.
— Да… Хорошо. Попробую пройтись по этой дороге. Она повернулась, чтобы снова пересечь двор конюшни.
— Мисс де Курси!
— Да.
— Вы забыли сменить обувь! Вы промочите ноги.
Она остановилась и взглянула на туфли:
— Боюсь, что я это уже сделала. Хуже не будет.
Она рассеянно улыбнулась ему и продолжала идти. Он сдвинул кепку на глаза и смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду:
— Да, и сломает в них шею, весьма вероятно. Ну, это же ее шея…
К тому времени, как показался Том верхом на Люси, на лбу и шее Моры выступили капельки пота. Он повернул у дальнего конца тренировочной дорожки и возвращался к дому. Увидев ее, он помахал рукой и пустил лошадь рысью.
Она остановилась и ждала его приближения. На высокой траве по обе стороны тропы, как капельки дождя, лежала роса. Мора подняла руку и вытерла пот со лба. Том остановил Люси рядом с ней и спешился.
Он ничего не сказал, пока не остановил лошадь, потом повернулся и взглянул на Мору. Она увидела, что на лице его уже появилась тень настороженности:
— Ну, Мора?
— Том… — Его имя словно встало ей поперек горла. — Том…
— Да?
— Я пришла, чтобы сказать тебе…
— Да.
— Я пришла, чтобы сказать тебе, что я уезжаю. Я не выйду за тебя замуж…
Том, казалось, не был ни удивлен, ни раздосадован. Он поднял голову и огляделся по сторонам, как бы раздумывая, что он должен сделать. Эмоции, отразившиеся на его лице, заставили ее увидеть под внешним спокойствием любовь, которая была сильнее его любви к домашнему очагу. Девушка, любившая его, должно быть, часто видела это выражение, гораздо чаще, чем Мора. Потом она заметила, как оно постепенно исчезает с его лица; его взгляд вернулся к ней.
Он нежно взял ее под руку и провел через высокую траву, холодящую ей ноги, к каменной стене, возвышающейся над их головами. Порывшись в карманах, он достал сигареты, спички и протянул их Море. Она покачала головой.
Запах дыма казался резким в утреннем воздухе.
— Расскажи мне об этом, — сказал он.
— Я не знаю…
— Просто расскажи мне…
Мора посмотрела на стену, старую и покрытую пятнами зеленого мха.
— Это случилось, когда я проснулась, — сказала она. — Я вдруг почувствовала себя так, словно воскресла из мертвых. Все, происходившее до этого, казалось нереальным. Том, постарайся понять… Все эти последние десять дней были потерянным миром. Ты понимаешь, что это значит. Я должна увидеть Джонни. Я должна поехать к нему.
— Ты должна увидеть Джонни? — Он прислонился к стене. — Что это даст после… последней встречи?
— Последняя встреча не имеет значения, — сказала она.
— Дело не в этом. Дело в том, что я все еще люблю его.
