— Царица! Нужно выслать навстречу сирийцам войско! Пока еще не поздно! — говорил взволнованный Эйе.
— И конницу! — поддержал его Маху.
Неф долго молчала. Видно было, она напряженно думает.
Наконец, когда уже нельзя было дольше молчать, сказала:
— Фараон Аменхотеп считает… достаточно и десяти конников!
Эйе, Маху и Маи дружно начали кричать и размахивать руками. Но понять их было невозможно, поскольку кричали они все одновременно.
Царица Нефертити подняла вверх руку. Троица замолчала.
— Фараон Аменхотеп решил. Готовьте десять лучших конников!
Маху и Маи низко поклонились и поспешно покинули резиденцию. Эйе остался стоять, где стоял. Он, нахмурившись, смотрел на Неф.
Царица Нефертити тоже долго смотрела прямо в глаза своему наставнику. Но в ее глазах Эйе не заметил и тени растерянности.
Тогда Эйе пожал плечами и спросил:
— Что будем делать с «лазутчиками», царица?
Неф поморщилась и ответила с брезгливой гримасой на лице:
— Придется ехать на поклон к Рамесу…
Помотала головой, совсем как Эйе, и, вздохнув, добавила:
— Прежде надо навестить врача Нахта. Я поеду одна! — поспешно добавила Неф, видя, что Эйе уже собрался сопровождать ее.
Эйе кивнул головой.
В тот же вечер, (вернее, уже была глубокая ночь), Неф переступила порог дома врача Нахта. Прямо с порога спросила:
— У тебя сохранился тот противный порошок, которым ты меня усыпил, тогда… Ну, помнишь!
Неф провела пальцем вокруг своего прекрасного лица.
— Помню, лягушонок! Ты лучшее мое творение.
— Много его у тебя?
— А сколько надо?
— Перестань отвечать вопросом на вопрос! — гневно сказала Неф. И даже топнула ногой. — Это невежливо!
Другой бы испугался. И даже упал бы на колени перед царицей всего Египта. Но врач Нахт только усмехнулся.
— Тебе уже понадобился яд? — поинтересовался он.
— С чего ты взял? — изумилась Неф.
— Фараон без яда, все равно, что павлин без перьев. Давай отравим всех жрецов! — обрадовался Нахт.
Он даже потер руки, как перед вкусным обедом.
— У тебя только одно на уме.
— Будь я фараоном, не удержался бы… Всех жрецов разом отправил бы в гости к Ассирису!
— Я никого не хочу убивать! Мне нужно другое!!!
Неф оглянулась по сторонам и понизила голос, хотя они были совсем одни в большом кабинете врача.
— Если кому-нибудь хоть слово… — тихо сказала Неф.
— Чтоб меня крокодил сожрал! — поклялся Нахт.
Неф подошла к нему вплотную и что-то долго шептала на ухо. Нахт и тут ничуть не удивился. Кажется, он вообще не умел удивляться. Он секунду подумал и кивнул головой.
Неф уже направилась к выходу, но, очевидно, вспомнив что-то очень важное, опять повернулась к Нахту.
— У меня еще одна просьба. — неуверенно сказала Неф.
— Слушаю тебя, лягушонок.
Неф вздохнула и решительно попросила:
— Разреши дернуть тебя за бороду, Нахт?
Нахт долго молчал. Лицо его было непроницаемо.
— За что? — наконец выдавил из себя врач.
— За бороду. — уточнила Неф.
— Понимаю, что не за нос. Но за что?!
Нахт был явно возмущен, но сдерживался, хотя в уголках его глаз мелькали едва заметные искорки смеха.
Неф виновато пожала плечами.
— Очень хочется. Я тихонечко. — сказала Неф. Вздохнула и добавила. — С детства мечтала.
— Нельзя! — категорично заявил Нахт.
— Тебе жалко, да? Для меня, да?
— Нет! — уперся Нахт.
— Почему? Я царица или не царица? — возмутилась Неф.
— Это унизит мое человеческое достоинство.
— А если очень-очень хочется?
Нахт глубоко вздохнул. Потом произнес каким-то почти трагическим голосом:
— Если нельзя, но очень хочется, то можно! Валяй, пока никто не видит.
Как именно происходило сие действо, останется тайной для последующих поколений. Свидетелей не было.
Уже на следующий день навстречу отрядам сирийцев выехали несколько повозок с кувшинами, доверху налитыми самым лучшим вином. Без охраны. Сирийцы на радостях даже не стали убивать погонщиков. Всыпали по несколько плетей каждому и отпустили на все четыре стороны. Сами устроили привал.
Вино было, действительно, самым лучшим. Наверняка, из подвалов самого фараона. Целый день и еще полночи сирийцы пировали и горланили свои тупые гимны. Под утро уснули.
А когда проснулись, оказались, все до единого, без оружия и доспехов. Со связанными за спиной руками.
Оказалось, действительно, достаточно и десяти конников, чтоб проводить сирийцев до самой границы Египта.
Весь дом Рамеса был увит плющом. Спокойная, умиротворяющая обстановка. Отовсюду слышались женские голоса. У Рамеса было несколько жен, да еще он одним из первых в Фивах завел себе гарем, состоящий в основном из молоденьких пленниц.
Сам Рамес был весь какой-то, доброжелательный, спокойный.
— Вот ты какая… Не-фер-ти-ти! — улыбаясь, по складам, протянул он. — Много слышал о тебе хорошего… Хочешь фруктов? Сладостей? Бери, детка, не бойся!
Рамсес даже сам взял со стола вазу и протянул ее Неф.
Неф молчала. Она давно усвоила важную и простую истину, «держи паузу!». Что бы ни случилось, держи паузу!
И Неф молчала. Смотрела на Рамеса спокойно и просто. И молчала.
И Рамес не выдержал. Он перестал улыбаться. Глаза его засветились недобрым огнем. Когда он уже отвернулся, чтоб поставить вазу обратно на стол, услышал за спиной.
— Царица Египта примет из рук доблестного воина даже чашу с ядом! Если понадобится!
Рамес резко обернулся. Все знали, и он знал, что все знали. Он никогда не был «доблестным воином». Он вообще не участвовал ни в каких битвах. Только отдавал приказы.
— Однако-о! — протянул Рамес. — Тебе, лягушонок, палец в рот не клади! Оттяпаешь вместе с рукой, почище любого крокодила.
Неф повернулась к Эйе, стоявшему у нее за спиной. Она явно собралась уходить. Рамес сразу засуетился:
— Ну-ну! Зачем такие крайности! Мы люди мирные.
Неф резко повернулась к Рамесу, но взгляд ее был спокоен.
— Тогда усмири своих головорезов. Загони их обратно в казармы.
Рамес помолчал. Пошамкал губами.
— Это просьба?
— Приказ! — спокойно и просто сказала Неф.
— А если я откажусь его выполнять?
— Египет захлебнется кровью. Конники Эйе будут рубить твоих пеших воинов. Стражники Маху ночами будут втыкать им в спины свои ножи. Страна разделиться на два лагеря. — медленно, как привычную молитву говорила Неф.
И смотрела при этом на Рамеса абсолютно спокойным взглядом.
— То-то обрадуются все наши внешние враги, когда увидят Египет слабым и беззащитным. Раздираемым междоусобной войной. Ты этого хочешь?
