Ни с одной ему не было так же комфортно и легко, также спокойно и интересно, как с Машей, когда он, наконец, присмотрелся к ней, оставив позади свои первые предубеждения, свое первое впечатление от нее.
Этот пример — Татьяны и Эдуарда — стоял у него перед глазами.
Да как он мог, тогда, месяц назад, не разглядеть, кто такая Маша? Кто такая Аня? Что это один и тот же человек?
Общественные предубеждения стояли у него перед глазами, как шоры на глазах у лошади, которые не дают свернуть с пути и заставляют двигаться постоянно в одном направлении — вперед, не давая сдвинуться ни на йоту.
Видя кругом только успешные, красивые союзы, он сам неосознанно не давал себе посмотреть в сторону своей секретарши, и заметить, какими глазами она смотрит на него, какой окружает заботой, насколько она заинтересована в том, чтобы сделать его жизнь и работу лучше и легче.
Что постоянно задерживается вечером, работает сверхурочно. А эта история с Петрушевским, когда она сделала за его заместителя всю работу, только для того, чтобы ему, Александру Владимировичу, не прилетело по шапке от генерального директора за несвоевременно сделанную работу! На такое способна одна на миллион, да и то такую пойди сыщи!
Он тут же вспомнил множество мелких ситуаций, когда она направляла его, вовремя помогая. И особенно последняя ситуация — когда Баев был на волоске от провала, когда руководитель аппарата практически подставила его с переносом времени встречи для подписания трехстороннего договора. В заговоре, понятное дело, участвовала и Виктория, и потому поступок Марии был особенно ценен: она пошла против женщин, которые могли ей испортить жизнь в дальнейшем. Особенно руководитель аппарата, женщина властная, сильная, которая могла уволить ее без суда и следствия, а если очень захотела- так вообще по статье, такие случаи не редкость.
А он… смешно и страшно вспомнить… соврал Марии, что в отделе нет места для переводчиков, когда представил себе, как она будет сидеть в комнате для заседаний в ходе встреч с потенциальными партнёрами «Опережающего развития».
Как будет поправлять свои ужасающе огромные очки, жевать карандаш, задумавшись, поправлять старушечий пучок волос на голове. Баев сильно зажмурил глаза и широко раскрыл их. Если бы в темноте можно было посмотреть ему в лицо, можно было увидеть краску стыда, залившую щеки и шею.
И ведь он не просто соврал ей, а сделал это осознанно, нарочно. И она, зная об этом, все равно не изменила своего решения, все равно помогала ему, и не сделала ничего плохого, чтобы потопить его, подставить, хотя имела для этого все возможности.
Каким дураком он был! Как он напортачил, это просто удивительно. И как ему теперь все исправить? И сможет ли он это сделать, не испортив все еще больше?
Глава, в которой герой и героиня ближе некуда
… Рабочий день в школе по обучению языку начинался как обычно довольно рано, но Маша была к нему готова уже с вечера. Пока делала зарядку, к которой пристрастилась за последние два месяца, прокрутила в голове планы на день.
Все, как всегда: работа, обед, а после шести — урок рисования. Татьяна Ивановна пригласила Машу на занятие к себе на дом, и сейчас девушка обдумывала, как ей добраться до преподавателя скорее. Такой интерес Татьяны Ивановны к ее творчеству был приятен. Конечно, Маша понимала, что ее любительские рисунки далеки от уровневых, даже за два месяца не стать хорошим художником, и сама она интересна женщине совсем по другой причине — как личность, которая меняется, расцветает, наполняется красками, но все равно это было необычно.
Она сняла с вешалки красивое платье, белое с яркими красными маками по подолу, положила в сумочку сотовый телефон, а после застегнула новые серебряные босоножки на каблучке.
Сейчас, после месяцев занятий стриппластикой, каблуки любой высоты не казались страшным испытанием. Вообще ничего не казалось страшным испытанием, когда…
Маша аккуратно накрасила губы помадой, убрала тюбик в сумочку. Все прошло и не нужно больше ни о чем вспоминать. И ни о ком.
Рабочий день пролетел как одно мгновение. Она закончила с переводом документов, побывала на двух встречах и с чувством выполненного долга подходила к дому преподавателя.
И вдруг почувствовала, как что-то изменилось.
Словно воздух стал насыщенным, разряженным, как перед грозой. Даже запах улицы стал другим. Маша приложила ладонь к уху: показалось, будто она внезапно оглохла на одну сторону, или провалилась в беззвучное пространство. Волоски на руках встали дыбом — странная реакция, тем более, что, оказывается, вокруг все было обычным.
Вот дети играют на яркой площадке. Чуть дальше сидят мамы на лавочках и обсуждают что-то. На большой огороженной сеткой площадке идет яростная борьба за мяч — мальчишки изображают знаменитых футболистов.
Машины стоят рядком, припаркованные впритык. Указатель на подземную стоянку — дом не простой, элитный.
— Эээй! — раздалось рядом.
Маша повернулась на звук. Большой оранжевый мяч летел прямо к ней — кто-то с площадки слишком сильно попытался забить гол.
Девушка не растерялась, даром, что на каблуках, подпрыгнула, и поймала тяжелый от скорости пупырчатый мяч руками. Отбила его о землю раз, другой, третий, а потом резко отбила носком босоножки в сторону футбольного поля — неслыханная дерзость и самоуверенность!
Но мяч, сделав несколько оборотов вокруг своей оси, взвился прямо в воздух и приземлился на землю под шум удивленных мальчишек, легко перелетев через сетчатый забор.
Маша в ответ футболистам улыбнулась широко, подняла вверх большой палец, а потом сделала вид, что сбивает с плеча пылинку.
Подбодренная успехом у начинающих покорителей зеленого поля, она прошла к подъезду легкой, пружинистой походкой. А потом вдруг почувствовала, что спине становится жарко. Даже волоски на затылке начали подниматься дыбом.
Она резко обернулась и снова не увидела ничего странного — только спину мужчины в спортивной футболке и шортах, удаляющегося ровным бегом.
Однако странное ощущение прошло.
Маша дошла до квартиры Татьяны Ивановны, и даже позанималась с ней положенный час, ни о чем не думая. Подчиняясь только внутренней потребности выговориться бумаге, под чутким руководством талантливого и неравнодушного преподавателя, девушка в очередной раз подивилась, насколько ей повезло.
Пусть Виктория за время службы ей прилично насолила некачественной работой, регулярно портила настроение собственническими взглядами в сторону Баева, сейчас Маша все ей простила, чувствуя, как ее душа наполняется теплотой и умиротворением после занятий, на которых она оказалась благодаря ей.
А потом Татьяна Ивановна пригласила пить чай.
— Если человек готов к переменам, то они обязательно с ним произойдут, — снова завела свой любимый разговор преподаватель. — Еще два месяца назад я рассказывала о своем соседе, он как-то утром вытащил меня в тапочках и халате на улицу, чтобы я отогнала свой автомобиль. Грубоватый, не очень приятный, совершенно не тактичный человек!
Она подлила в чашку Маше ароматный, пахнущий травами чай.
— Как-то так получилось, что я начала с ним часто сталкиваться. И в один момент сразу поняла: он влюбился. Человек сразу изменился! Взгляд стал одухотворенным, движения плавными, иногда он словно смотрел внутрь себя. Он даже начал со мной здороваться, улыбаясь. Это очень приятная перемена, и я сразу ему все простила. Человек, который способен на такие красивые эмоции, не может быть плохим. Я даже подумала: вот увидела бы эту девушку, что изменила моего соседа, сразу же бы расцеловала в обе щеки!
Татьяна Ивановна отпила чай из чашки, поправила красивый домашний костюм с выбитыми на ткани незабудками. Ее плавные, отточенные движения поддерживали ауру красоты и неги во всем ее жилище.
— А потом, два месяца назад, его будто подменили! Посмурнел, потух, и, честно говоря, частенько в лифте я чувствовала от него запах коньяка!
