«Увидимся».
Мне не хочется, чтобы она заметила, насколько я за нее волнуюсь. Это трудно скрыть, поэтому день кажется бесконечным. Когда я сообщаю ей, что после школы она поедет к Банане, малышка хлопает в ладоши.
— Интересно, Бунниор уже подрос.
— Боюсь, что нет, ты же видела его пару дней назад.
— Мамочка, как ты думаешь, когда Бунниор сможет переехать к нам?
О боже, я боялась, что она когда-нибудь спросит об этом.
— Мне кажется, папочка говорил тебе, только когда научится ходить в туалет на улицу.
— Деда сказал, что на прошлой неделе он лишь раз испачкал пол.
— Да, только это был не пол, а туфли Бананы. Ты хочешь, чтобы он испортил твои ботиночки?
Она хохочет как ненормальная.
— Неееет! Это отвратительно.
— Я знаю, поэтому нам стоит подождать, пока у него наладятся дела с туалетом. А еще он вечно все грызет.
— Да, и пока он не перестанет все разбрасывать.
— Хорошая идея.
Анна открывает нам дверь, и мы обмениваемся взглядами. Она, должно быть, знает гораздо больше о предстоящей встрече, потому что в ее безумных глазах читается такой же страх, что и у меня в душе. Она сжимает мою руку, мне же хочется спросить о том, что ей известно, но она мягко качает головой, давая понять, что мне пора идти. Бек, вероятно, также сходит с ума. Мое сердце колотится, как молоток, и я подношу руку к груди. Я велю себе меньше дергаться, потому что понимаю, как нужна Беку. Поэтому успокаиваюсь, насколько это возможно, и настраиваюсь быть максимально сильной.
Когда я захожу в дом, вижу его в расстроенных чувствах. Он притягивает меня к себе, его трясет.
— Поговори со мной. Что происходит?
— Завтра у нас суд. Морган уверен, что судья будет на ее стороне. Ей дадут право видеться с ней. По меньшей мере, один день каждую неделю. Именно на это она нацелена.
— Иисус, твою ж мать. Черт, черт, черт. Но как?
— Без понятия. Я думал, у него все под контролем. Поехали.
Мы сплетаем пальцы вместе, и я говорю:
— Я поведу.
Он сейчас не в том состоянии, чтобы садиться за руль. Бек не спорит. На дорогах пробки, но мы успеваем к назначенному времени. Помощник мистера Моргана провожает нас прямо к нему.
— Мистер и миссис Бриджес, простите, что так поздно предупредил. Слушание назначено на завтра на десять утра. Это только слушание. Мы предъявляем свое видение всей ситуации. Они свое. Судья обозначит предварительные правила. Они будут временными.
— Частный детектив нашел что-нибудь на нее?
— Она либо чиста, либо хорошо маскирует свою наркотическую зависимость.
Это уму непостижимо. Я ни за что не поверю, что она чиста. Просто не могу в это поверить. Возможно, из-за тех условий, в которых она была воспитана, она научилась играть хорошую игру. Ладно, возможно, я перегибаю палку, но мне все равно.
— Я никогда не поверю в это, — произношу я.
— Миссис Бриджес, не имеет значение во что вы верите. Главное, во что поверит судья. Мои предположения таковы, что вам нужно подготовить вашу дочь к самому худшему, а именно, что с девяностопроцентной вероятностью она проведет ближайшую ночь со своей биологической матерью.
— И мы не можем откупиться от нее? — спрашивает Бек.
— Хотел бы я, чтобы все было так просто, но вы будете выглядеть крайне плохо, если она откажется. Суд не очень хорошо относится ко взяточничеству.
Бек громко ударяет ладонями по столу мистера Моргана.
— И что мы теперь будем делать?
Мистер Морган облокачивается на спинку стула и произносит:
— Ваши следующие шаги такие: вы едете домой и готовите Инглиш. Скажите ей, что ее биологическая мать хочет наладить с ней отношения. Не ждите того момента, когда это произойдет, потому что это может нанести психологическую травму вашей дочери. И позвольте мне выполнять свою работу. Я стараюсь делать все, что в моих силах, но вы должны понимать, мистер Бриджес. Суд всегда на стороне матери. Так было всегда и так будет, несмотря ни на что. Мне жаль.
Бек пораженно опускает голову, но я не собираюсь так просто сдаваться. Должен быть какой-то выход. Возможно, Инглиш придется побыть у нее раз или два, но я уверена, мы найдем выход из ситуации.
В моей голове крутятся всевозможные варианты, но Бек полностью опустошён. Когда мы заходим в лифт, я притягиваю его к себе.
— Обещаю, мы придумаем что-нибудь, не знаю пока что, но придумаем.
Он отвечает, все так же уткнувшись мне в плечо:
— Я не представляю, как скажу ей об этом.
— Я скажу ей. Я справлюсь.
— Боже, Печенька, это убьет ее.
— Нет, она будет напугана, но это не убьет ее. Мы поддержим ее.
— Что ты имеешь в виду?
Двери лифта открываются, и я произношу:
— Пойдем. У меня есть идея.
Мы едем в магазин мобильных телефонов и покупаем новый телефон. По дороге домой, я объясняю свою идею.
— Возможно, это поможет нам вытащить ее оттуда навсегда.
Бек смотрит на меня скептически.
— Диктофон?
— Да! Если она запишет что-то, пока будет находиться там, приходящих людей или что-то еще, возможно, мы сможем получить необходимую информацию. Все, что нам нужно, это намек на наркотики.
Бек соглашается со мной, и после того, как мы приезжаем домой, нам приходится обрушить на Инглиш ужасные новости. Усадив ее рядом с нами, я объясняю, что происходит.
— Ты ведь знаешь о том, что твоя настоящая мама ушла, когда ты родилась?
Она кивает. Я стараюсь выглядеть счастливой, когда продолжаю.
— Что ж, а теперь она вернулась и хочет встретиться с тобой. Мы не знаем точно когда, но думаю очень скоро.
Ее красивые глаза становятся размером с блюдце, пока она переводит взгляд с одного на другого.
— Но у меня теперь есть настоящая мамочка, мне не нужна другая.
— Это правда, но у некоторых детей есть сразу две мамочки, и она будет счастлива увидеть тебя снова. Я знаю, возможно, ты не захочешь этого, но это может быть действительно здорово. Ненадолго. Это твой дом и всегда им будет.
— Это та леди с детской площадки?
— Да. — Это именно та часть, которую я боялась больше всего.
Лицо Инглиш бледнеет.
— Но она сказала, что заберет меня от папочки.
У Бека начинают играть желваки. Он выглядит настолько заведенным, будто туго намотанная катушка, которая вот-вот взорвется.
— Мы никогда этого не позволим, солнышко. Но она твоя мама, и ей хочется узнать тебя лучше.
— Так мне не нужно будет ездить к ней надолго? — Девочка смотрит на нас двоих скептическим взглядом.
— Нет, на чуть-чуть.
Она выпячивает губу в раздумье.
— Почему она бросила меня?
Бек начинает что-то там говорить, но я выставляю руку вперед.
— Сладкая, я думаю, только она может ответить на этот вопрос, но помни, твой папа и я любим тебя больше всего на свете. А теперь иди сюда, что бы мы могли тебя обнять.
Она прыгает нам на руки, а я говорю ей:
— Ты самый лучший сахарок во всем мире.
— Я не сахарок. Я — Инглиш.
— Да, но ты такая сладкая.
Я сдуваю остатки малины с ее щеки, и она хихикает. Бек сидит тихо, обдумывая то, что он видит. Я знаю, что в его голове сейчас много мыслей, как мы пройдем через все это. Но сейчас ему стоит быть более радостным. Его угрюмый вид заставит думать Инглиш о том, что в этой ситуации что-то не так.
— И так, как дела у Бунниора? Были какие-нибудь происшествия? — интересуюсь я.
— Не сегодня. Банана сказала, что больше не оставляет обувь. Она боится опять наступить в какашки.
— Фу, не могу винить ее в этом. — Потом я смеюсь, потому что это реально смешно.
— Деда говорит, что Бунниора нужно отправить в школу. Что-то вроде школы для собак.
— Вроде уроков послушания?
— Интересно. Там его будут учить, как оставаться дома одному и поведению?
— Да, это будет просто отлично. Вы с Бананой сделали уроки?
Она так яростно закивала, что я вообще удивилась, как ее не затошнило.
