На секунду остановился и, ударив с силой стену какого-то дома, попытался собраться с мыслями:
— Говори, мразь!
— Мразь в нашем роду только одна, и это, к моему сожалению, ты! Не ожидал от тебя, Тимур, подобного! Не ожидал! Глупый поступок: красть по сути у самого себя. Очень глупый! Неужели ты не знал, что и так все мое состояние принадлежит тебе? Хотя уже неважно. Горский переписал все на мальчишку, ты знал? Это же просто чудо! Ты украл, а он вернул в семью! Даже неловко его сливать после этого. Ну да ладно, у него одна дорога — на нары. А вот правнука ты привезешь домой ближайшим рейсом, Тимур. Отныне я буду его опекуном, а за одним и распорядителем его огромного состояния.
Хотел послать его на все четыре стороны, как старик меня опередил, зло выплюнув очередную порцию бреда:
— Знаю, знаю, что пока твоя бывшая девка распоряжается моими деньгами, но, поверь, это ненадолго. За шкуру Миронова, я уверен, она быстро перепишет доверенность на кого угодно. А вот от сына отказаться заставишь ее ты, мой дорогой! Это тебе будет урок на будущее, чтобы знал, чью руку кусать не стоит, щенок!
— Больной ублюдок! — взорвался я и, оторвавшись от стены, вновь поспешил к дому. — Ничего Ксюша подписывать не будет! И ребенка ты никогда не увидишь! Понял? Никогда!
— Ну так тогда и ты не увидишь ни его, ни девки своей. Тоже кстати никогда. Я — не Федор, Тимур! Мои люди не промазывают. Хочешь проверим?
Я уже почти был на месте: толпа зевак впереди, машины полиции и пожарные. Не сразу отыскал в этой суматохе тонкую фигуру Ксюши, прижимавшую к себе сына.
— Мишенька, прицелься по-хорошему и скажи, например, что на этой шалаве надето прямо сейчас? — обращаясь к кому-то процедил дед.
— Толстовка бледно-желтого цвета. Волосы забраны в хвост. Вот только ребенка держит слишком близко, одно неловкое движение… — послышался фоном чужой мужской голос, а я забыл, как дышать. Смотрел на Ксюшку, до которой оставалось метров сто не больше, на суматоху вокруг, тщетно крутил головой в поисках деда и того мужика, а земля медленно, но верно уходила из-под ног.
— Не смей, — дрожащим голосом ответил старику.
— Не смей, — повторил, как в бреду, чуть громче.
— Я сделаю, что ты хочешь, только не смей стрелять!
Отключил телефон и перешел на бег.
40. Доверься мне
— Ермолаев звонил, — крепко прижимая нас с сыном к себе, подтвердил мои догадки Тимур. — Мы уезжаем. Срочно!
Я видела Черниговского всяким: нежным и агрессивным, грубым и ласковым, безжалостным и жалким, но напуганным — никогда. Его голос не дрожал, движения не выдавали волнения, но во взгляде застыл ужас.
— Срочно не выйдет: нужно осмотреть дом и составить список пропавших вещей, — надеялась, что мне просто показалось, а потому решила обратить его внимание на происшествие с виллой. В любом случае, чтобы уехать — нужно было собраться.
Руки Тимура лишь сильнее сжались обручем на моих плечах.
— Хрен с ними, с вещами, документы и деньги у меня с собой. Времени у нас считанные минуты.
Внутри бешеными темпами начала нарастать паника, как бы я не пыталась себя успокоить.
" Здесь полно народа. В двух шагах от нас машина полиции, соседи, пожарные. Здесь мы в безопасности", — крутилось беспрестанно в голове, вот только мощное и частое сердцебиение Тимура, так ярко ощущаемое за спиной, говорило об обратном.
— Твой дед нас нашел? Да?
— Да, Ксюша, нашел! Он здесь и прямо сейчас следит за каждым нашим шагом, — Тимур все сильнее укрывал своим телом, словно теплым одеялом, а затем, зарывшись носом в мои волосы, твердо, четко и каким-то не своим голосом добавил:
— Сейчас ты сделаешь все так, как я скажу: не задавая вопросов, не оборачиваясь, не споря. Просто доверься мне!
Все внутри напряглось от его тона и силы, с которой он удерживал меня в капкане своих рук.
— Что происходит, Тимур?
— На счет три я тебя отпущу. На счет шесть ты спокойно, без эмоций, Ксюша, передашь мне в руки Тимошку, поняла? — проигнорировав мой вопрос, голосом не терпящим возражений продолжил Черниговский. — На счет десять сделаешь вид, что тебе стало плохо и упадешь в обморок. Дальше я все сделаю сам! Раз, два, три!
Тимур резко отпустил меня, совершенно ничего не понимающую, и отошел на пару шагов.
— Шесть, — донеслось со стороны Черниговского и я, как зачарованная, чмокнув сына в щеку, передала его в руки отца.
" Не оглядываться", — эхом отдавались в памяти слова Тимура и я смотрела перед собой, без остатка доверившись ему. Интуиция, которая проснулась еще на подходе к дому, сейчас трубила во все горны, что происходило что-то нехорошее и я должна послушать Черниговского.
Навстречу ко мне, размахивая руками, спешил карабинер, что пытался отвести меня в дом. Взъерошенный и недовольный, он что-то ворчал себе под нос, явно намекая на мою нерасторопность. Но я застыла на месте, продолжая стоять возле патрульной машины, и наблюдала за ним словно в замедленной съемке. Роберто постоянно что-то причитал, углубляясь в никому не нужные детали, правда уже обращаясь к Тимуру. Казалось, все это происходило не со мной, а с другими людьми в другой, параллельной вселенной.
— Десять, Ксюша! — как приговор, прозвучал голос Тимура и я, схватившись за голову, закачалась, прислонилась спиной к автомобилю и медленно, постанывая, сползла на землю.
— Боже, синьорина! Вам плохо? — первым заметил мой спектакль Роберто, а я, прикрыв глаза, старалась ничем себя не выдать.
— Амели, дорогая, что с тобой? — следом послышался встревоженный голос Тимура, настолько правдоподобный, что я усомнилась в правильности своих действий. Но тот факт, что он назвал меня чужим именем и говорил на итальянском, сомнений не оставлял — это был спектакль, правда, пока непонятно зачем.
— Пожалуйста, возьмите ребенка и посадите его пока в полицейскую машину, мне нужно помочь жене, — обращаясь к кому-то все также по-итальянски, просил Тимур. А затем, наклонившись ко мне, стал делать вид, что приводит меня в чувства, шепотом приговаривая по-русски:
— Еще немного, девочка моя! Только не открывай глаза!
— Что тут произошло?
— Конечно, увидеть такое!
— Я бы тоже замертво упала, если бы мой дом сгорел!
— Да с домом-то ничего страшного, просто девушка переволновалась.
Голоса, голоса, голоса. Казалось вокруг меня столпились все зеваки, которых до этого интересовал исключительно наш обгоревший дом.
Наконец, среди этого бедлама послышался напуганный и встревоженный голос Тимура:
— Ей нужно в больницу срочно! — кричал он на итальянском почти как местный: импульсивно и громко. — Вы не понимаете, моя жена беременна! Вдруг что с ребенком!
— Ну путь до больницы не близкий! — опять чужие голоса со всех сторон.
— Вы видели, что в городе творится? Бесполезно даже пытаться ее куда-то отвезти.
— Марио, Марио! Вы же можете включить сирену и проехать, минуя пробку? Помогите синьорине, а то и так потрясений много за день! Не хватало еще ребёнка потерять!
Марио, судя по всему, согласился, поскольку тут же Тимур поднял меня на руки и в считанные секунды, под одобрительные возгласы толпы усадил в салон полицейской машины, рядом с Тимошкой, а потом сел сам.
— Все хорошо, Ксюша, все хорошо! — захлопнув за собой дверь, прошептал Черниговский.
Послышался вой сирены и машина тронулась с места. Мы уезжали, бросив все наши вещи.
Тимошка испуганно капризничал, карабинеры пытались вырулить сквозь длинную очередь скопившихся автомобилей, а я не знала, что делать дальше: все еще притворяться беременной Амели без сознания или уже прийти в себя.
— Тим, иди пока ко мне на руки, малыш, — засуетился Тимур и помог сыну пересесть, а затем начал что-то ласково нашептывать тому. Плач прекратился и это всем находящимся в салоне помогло немного успокоиться.
