— Что же ты творишь, родная? — шиплю и шумно втягиваю воздух через зубы. — Я пытаюсь вести себя прилично. А ты хулиганишь…
— Не нужно прилично, — мотает головой Назима и, прижимаясь поцелуем к моей челюсти, скользит по ней губами. — Я хочу почувствовать себя твоей. Мне очень нужно, — добавляет трепетным и проникновенным шепотом.
— Обязательно, детка, — со стоном отвечаю и сдерживаю себя из последних сил, пока моя соблазнительница расстегивает рубашку до конца и кладёт ладони мне на грудь. Позволяю ей это все, чтобы не спугнуть робкую инициативу, но эффект ее действия имеют прямо «какой надо» изголодавшемуся мужскому телу. — Черт… Салат, блинчики, что там у тебя есть… — бормочу, цепляясь за остатки разума.
— Константин Петрович, я сейчас решу, что мне подменили мужа… — игриво она впивается зубками мне в ключицу и… моя голова отключается.
— Ты попала, любимая…
С рычанием, жадно несколько раз кусаю ее грудь прямо через ткань платья, а после, скинув ботинки, подхватываю жену на руки и несу к кровати. Не зная степени мягкости матраса, кладу бережно, но тут же ставлю колено между ее ног, не позволяя свести их и спрятать от меня шикарный вид под задравшейся юбкой. Бессовестно наглаживаю бёдра, затянутые в кружево чулок и целую. Ах, как хочется содрать с неё всю эту красоту, загнуть лицом в подушку и оторваться. Жеденько и первый раз очень быстро. Но это эгоизм… А у меня тут такая девочка хрустальная, восторженная…
Сжимая зубы, расстёгиваю ремень и ширинку, иначе штаны на мне просто сгорят!
Назима снимает платок, развязывает сзади на шее какие-то ленты, и легко подхватывает платье, стаскивая его через голову. Остаётся в тонком, расшитом золотым рисунком на самых эротических местах, комплекте белья и, поймав мой жадный взгляд, опускает глаза.
— Вау! — говорю искренне. И немного срываясь в инстинкты, перехватываю ее за шею. Придушиваю и заставляю поднять лицо, впиваясь поцелуем в шокировано распахнутый ротик. — Ты — самая красивая, — хриплю, скользя своими губами по ее. Наши горячие дыхания смешиваются и запускают по телу дрожь нетерпения.
Сдергиваю рубашку и распинаю жену под собой. Мои руки живут отдельной жизнью, лаская ее тело. Шелковая, идеальная девочка… А грудь! Ммм… Сжимаю, ловя себя на ощущении, что «моя прелесть» стала ещё чуточку пышней. Зажмуриваюсь от мощного толчка крови в пах. Если бы моя жена была чуть-чуть опытнее и развратнее, я бы закончил, так и не начав.
На всякий случай, накрываю нас одеялом и, забив на всякие изыски, которые сейчас никому не нужны, просто беру свою женщину. Одним толчком. Глубоко. И, кажется, отъезжаю из адекватности этого мира. Мои бёдра сводит, перед глазами полный расфокус и звёзды. Неснятое с Назимы белье и моя одежда придают процессу ещё больше остроты и градуса. Мы будто делаем по-быстрому что-то очень запретное и стыдное, но желанное на столько, что нельзя было тормознуть.
Я очень быстро становлюсь несдержанным и жестким, Назима — громкой. Накрываю ее губы поцелуем, чтобы не привлекать стонами зрителей, и разгоняюсь, давая ей возможность побыстрее «улететь». Чувствуя мягкие волны ее удовольствия, быстро догоняю и теперь сам закусываю губы, потому что из горла рвётся стон. Как же это… охренительно.
Скатываюсь на узкую кровать к стене, и крепко прижимаю к себе Назиму.
— Если бы ты не пришла, я бы не стал отсюда выходить, — шепчу, вжимаясь губами в ее макушку и дыша запахом волос.
— Не говори так, — просит Назима. — У тебя бы и без меня все было хорошо.
— Нет, — сжимаю ее ещё крепче, — без тебя все было плохо. Без вас, — поправляюсь, смещая руку на живот.
Пригревшись и расслабившись, мы отрубаемся на несколько часов. Потом в полусне ещё раз любим друг друга и идём в душ, когда за окном становится окончательно темно.
Пока ужинаем, как настоящие новобрачные, обсуждаем все подряд: ремонт дома, фильмы, книги, имя мелкому. Назима ждёт девочку, я — пацана. Вопрос религии как-то обходим стороной, но мне и непринципиально. Главное — чтобы не фанатик, а остальное можно уважать.
Мы засыпаем под утро, начав наш очередной нежный, но так его и не закончив. Мысль о том, что придётся снова расстаться на неделю кажется невыносимой. Мне даже страшно представить, какого сейчас Назиме.
И когда мы просыпаемся утром от громкого стука в дверь и голоса конвойного с сообщением о том, что в нашем распоряжении осталось пятнадцать минут, я даже радуюсь. Не остаётся времени на переживания и прощания. Мы просто летаем по комнате, собирая вещи и приводя себя в порядок.
— Тихомиров, на выход! — слышим из коридора и замираем.
Впиваюсь поцелуем в губы застывшей жены.
— Я люблю тебя. Через неделю я буду обнимать всю ночь, — обещаю ей.
Ухожу, не дожидаясь ее ответа и не оборачиваясь. Слышу тихий всхлип. Что ж тяжко то так, а?
Глава 40. Счастье — это просто…
Костя
— Не скалься, бесишь, — хмуро говорит Швецов, делая глоток чая из металлической кружки.
Подвигаю ему контейнер с блинчиками от Назимы. Сегодня утром передали.
Мой сосед по камере молча берет блин и откусывает.
— Хорошо готовит, — комментирует задумчиво.
— Не жалуюсь, — усмехаюсь.
Его взгляд зависает на моем безымянном пальце с кольцом.
— Ждёт что ли тебя? А если сегодня не выйдешь?
— Выйду, — отвечаю с агрессивной подачей.
— А если нет? — невозмутимо повторяет вопрос.
— Твоя не пришла? — возвращаю ему с раздражением. Нефиг мне тут с больной головы на здоровую.
Швецов вытирает руки бумажной салфеткой и бросает ее на стол.
— Что-то башка разболелась снова, — встаёт из-за стола и идёт к кровати.
Падает на неё, переворачиваясь на живот.
— Ну ты не грузись, — я подхожу ближе, опираясь рукой на второй ярус нар. — Отпусти. Страшно им. Девочкам… Особенно если хорошая.
— Тихомиров, а не пошёл бы ты на хрен со своей философией, — огрызается, отрывая голову от подушки. — Сам то свою дохрена отпустил?
— А ей без меня хуже при любом раскладе, — отвечаю задумчиво. — Мусульманка она.
