совершенно не в силах разделить его энтузиазм. В моём нынешнем состоянии даже собственный голос отдаётся диким гулом в голове.
— Признавайся, малышка, отмечала вчера что-то? — заговорщицки подмигивает Климов, пропуская мимо ушей мою просьбу.
— Ага, похороны своей гордости.
— Надеюсь, это не из-за того, что произошло между нами? — вмиг становится он серьёзным и, приблизившись, привычно убирает упавший мне на глаза локон. Аккуратист чёртов.
Ответить я не успеваю, так как Эд отчего-то теряет равновесие и, ойкнув, неловко припадает плечом к стене.
— Ну и на кой так делать? Нарываешься?! — мгновенно вскидывается Климов, глядя мне за спину. Бросив беглый взгляд через плечо, двумя руками перехватываю его кисти. Неужели он не видит, насколько это плохая идея?! Не замечает, с какой вызывающей злобой усмехается толкнувший его всем корпусом Ринат? Конечно, всё он понимает. Просто Эд из тех парней, которые с готовностью отвечают грубостью на грубость.
— Какие-то проблемы? — глаза Рината горят таким сумасшедшим блеском, будто он только и ждёт повода слететь с катушек. Одно неверное слово и побоища не избежать. Стыдно признаться, но цепляясь за Эда, об участи друга я беспокоюсь меньше всего. В первую очередь меня волнует сводный брат, которому ни к чему лишние разногласия с деканатом, а затеяв здесь драку, он на них непременно нарвётся.
Ну а сам Ринат, обращаясь к Климову, продолжает прожигать меня чернеющим взглядом. Моя растерянность расходится горячим покалыванием по коже, и я не без досады опускаю глаза. Не хватало ещё виновато краснеть в его присутствии, будто это я им воспользовалась, а не наоборот.
— Никаких проблем. Забудь, — совершенно неожиданно разводит руками Эд, удостаивая соперника вполне миролюбивой улыбкой. — Увидимся завтра, Белка.
— До встречи, — отвечаю почти беззвучно, но Эд уже далеко. Он подло бросил меня наедине со своими демонами. Друг называется.
— Пойдём домой? — переминаюсь с ноги на ногу, с преувеличенным вниманием разглядывая узор на мраморном полу, и готова под него же провалиться. Моё невнятное блеянье звучит до отвращения жалко, будто милостыню прошу, но ничего не могу с собой поделать — терпеливо стою на месте, надеясь на положительный ответ. И тело окутывает теплом просто оттого, что он рядом.
Мы оба друг друга порядочно помотали. Я развязала эту войну, значит первый шаг к примирению делать тоже мне. Толку от гордости, если в разлуке выть охота?
— Иди, — режет по живому равнодушный ответ.
Скрипнув зубами, вскидываю голову, чтобы выяснить, какого он тогда трётся поблизости, но резкие слова вовремя замирают на языке. Ринат всего лишь внимательно изучает поправки в расписании, вывешенном на стенде кафедры. Будто меня здесь нет.
Поборов убийственное разочарование, ухожу с гордо поднятой головой, внешне вполне достойно, на деле же — думая лишь о том, как бы не споткнуться на трясущихся ногах.
Нелогичность его поступков сбивает меня с толку. Стычка с Климовым выглядит как самый настоящий приступ ревности, только не ясно, зачем он меня так яро отталкивает? В месть не наигрался?
Горько признавать, но имеет право.
* * *
Мои ночные похождения не проходят бесследно, отец жутко сердится и почти со мной не разговаривает. Его обиду понять можно — провести ночь, обзванивая больницы и даже поехать на опознание похожей на меня девушки, испытание не из лёгких. Я прекрасно осознаю последствия своей безответственности, но слишком упряма, чтоб признать их вслух и покаяться. За раз не перешагнуть через укоренившиеся в моём понимании истины. Они безликими бесами так и нашёптывают «Плевать на всех. Плевать…». Я устала. Поэтому, когда вечером папа отбирает мою кредитку, я мстительно бью по его отцовской гордости:
— Зря стараешься. В наши дни да с моими данными найти себе спонсора не проблема.
Едва я произношу эти слова, как по телу волной расходится леденящий озноб. Оттого, что вдруг осознаю — нельзя так. Ни с чужими, ни тем более с родными. Нельзя на всё отвечать негативом, даже на зло нельзя — аукнется.
Со мной что-то происходит. И это «что-то» стремительно перекраивает мой внутренний мир, болезненно и грубо. Внутренний конфликт раздирает на части, а я по инерции продолжаю упираться. Мне больно, так больно, что хочется крушить.
Норовисто смотрю на отца и подмечаю произошедшие в нём за последние дни перемены. Он постарел на несколько лет. В глазах затаилась усталая обречённость, а уголки когда-то улыбчивых губ уверенно смотрят вниз. Мне до одури хочется обнять его, прижаться к груди, как в далёком детстве, попросить защиты, но ничего подобного естественно не происходит. Лишь ногти глубже в ладони вонзаю и продолжаю сеять вокруг себя боль и обиду. И в себе тоже. Ибо иначе не умею. Иначе — страшно.
* * *
Воскресным вечером в тесном семейном кругу отмечаем мой девятнадцатый день рождения. Не желая кого-либо видеть, я наотрез отказалась от традиционного грандиозного празднования, поэтому за столом собрались только родители, Владлен и я. А тот, кто мне действительно необходим ни явиться, ни поздравить не соизволил.
Я до последнего надеюсь его хотя бы увидеть, мне большего для счастья не нужно, но Ринат с утра как выскочил из дома, так ещё не объявлялся. Знать бы, где он — мой гордый, ершистый Тролль, от тоски по которому так больно сжимается сердце. Так хочется обнять его, послав всё к чёрту и признаться как сильно он мне нужен. Впрочем, это так и останется приятной фантазией. Я не решусь позвонить, а он не станет отвечать, слишком велико выстроенное между нами недоверие.
Стрелки часов приближаются к полуночи. Бесконечный праздник идёт своим чередом: задуваю свечи, шучу, целую в щёчку Владлена, затем своего отца, мачеху… и чутко прислушиваюсь к звукам в прихожей. Напрасно.
Извинившись, выхожу на балкон и долго всматриваюсь в открытое окно. Сцепив зубы, смахиваю подступившие слёзы и зябко обнимаю себя руками, ведь тоненькое платье-футляр совсем не зачищает от ноябрьского холода, зато выигрышно смотрится на фигуре. К нему я надела ажурные чулки и новые жутко неудобные туфли на высоченной шпильке, которые к тому же нещадно жмут. Что поделать, выбирая наряд, я совсем не думала о комфорте. Мне так важно было эффектно выглядеть, хотелось поразить Рината. Стать для него желанней тех, с кем он проводит ночи. Видно не судьба.
Чернильное небо безмятежно расстелилось над городом. На небе ни облачка, лишь бесконечное тёмное полотно, усеянное мириадами звёзд — тысячи сияющих глаз вселенной, они должны знать, где его носит.
— Где же ты? — удручённо шепчу в пустоту, рассчитывая найти ответ в своём сердце, но он только сильнее меня жалит:
Неважно где.
